— Почему?
— У меня было такое ощущение, будто все вокруг за мной следят. Поэтому я решил доставить Хельгу к бабушке, навестить приемную мать, меня воспитавшую, и как можно быстрее убраться. Но я, кажется, опоздал.
— Вы не ошиблись. И нам пора в обратный путь.
— Что вы от меня хотите?
— И вы еще спрашиваете, господин Шмидт? Я полагаю, нам есть о чем поговорить, чтобы выяснить все недоразумения в более удобной для этой цели обстановке.
— Но я гражданин Швеции, подданный короля!
— Теперь да. Но в то, другое время, вы им не были, не так ли? Ваш автомобиль останется пока здесь. О нем позаботятся вот эти товарищи. А вы поедете с нами, о вас позаботимся мы.
Я попрощался с начальником КПП, от всего сердца поблагодарив его за помощь, которую он оказывал нам уже не в первый и, вероятно, не в последний раз.
Когда мы подкатили в Будапеште к подъезду управления, солнце уже клонилось к западу. Все шло так, как было намечено утром. Прибывших «гостей» разместили в отдельных «палатах». Я мысленно набросал список: Матьяшне Шулек, урожденная Тереза Коллер; Хельга Хунт, она же супруга Роберта Шмидта; Акошне Драгош, урожденная Илона Пайж, или, если угодно, Илона Кольбех.
Прежде всего я поднялся к генералу. Подробно доложив о состоянии дел и ответив на его вопрос о моем дальнейшем плане действий, я заглянул к майору Кеньерешу, чтобы сообщить и ему о том, как разворачиваются события по делу, первым следователем по которому он оказался волею судеб и высшего начальства почти десять лет назад.
— Значит, все-таки ты добился своего? — с радостью в голосе спросил Кеньереш.
— Еще не окончательно, но надеюсь.
Прихватив Козму, я вошел в комнату, в которую поместили Роберта Шмидта. Начался официальный допрос.
— Скажите, в каком году вы в первый раз покинули Венгрию?
— В 1941-м.
— Под каким именем?
— Под именем Роберта Шмидта.
— Как вам удалось получить на это имя паспорт?
— Мой отец находился в то время в Будапеште и все устроил, чтобы меня не призвали в армию.
— Когда вы вернулись в Венгрию?
— В первый раз весной 1942 года.
— Под каким именем?
— Под именем Франца Кольманна.
— Как это произошло?
— В Вене я примкнул к фашистам. Там я прошел специальную школу и, поскольку хорошо говорил по-венгерски, еще с несколькими коллегами был направлен на родину.
— В качестве кого?
— В качестве резидента гестапо. В числе прочих я получил задание наблюдать за одной венгеркой, репатриировавшейся из США. Она жила в небольшом курортном поселке на берегу Балатона. Эту женщину по фамилии Кочишне гестапо подозревало в связях с английской и русской разведками.
— Что вы установили, наблюдая за Кочишне?
— На первых порах тот факт, что большинство персонала ее пансиона — люди весьма подозрительные: либо «левые», либо коммунисты. Значительно позже, незадолго до прихода русских мне стало известно, что у нее есть радиопередатчик. Но с кем она поддерживала связь, установить так и не удалось.
— Я знаю, что на вопрос, который я сейчас задам, ответить вам будет нелегко. Но все же я его поставлю: от кого вы узнали, что у Кочишне имеется радиопередатчик?
— К сожалению, не помню.
— Понятно. К вашему сведению, мы-то знаем, от кого, но хотели проверить, откровенны ли ваши показания до конца. Впрочем, ваша неискренность легко объяснима — вам пришлось бы дать обвинительные показания против своих родственников и близких. Скажите, пожалуйста, с какой целью вы постарались устроить на работу к Кочишне вашу приемную мать Терезу Коллер и свою будущую жену Хельгу Хунт?
— На этот вопрос я не могу отвечать. И не обязан.
— Хорошо, пусть так. Тем более цель эта нам достоверно известна. Но должен вас предупредить, вам все равно придется ответить на этот вопрос рано или поздно. Каковы были ваши связи с Акошем Драгошем?
— Родственные. Мы были в хороших отношениях уже тогда, с самого начала. Драгош весьма сожалел, что сдал в аренду под пансион свой дом «американской вдове», как он называл Кочишне. Но он ничего не мог поделать, договор был заключен на длительный срок.
— Зачем он сообщил об этом вам, немцу, представителю гестапо?
— Не знаю. Может быть, потому, что недолюбливал эту женщину. Он считал ее коммунисткой. Он давал мне весьма ценную информацию и о других жителях поселка.