— Да, слышала. И очень жалела бедняжку. Я была с ней знакома.
— Что вы слышали о том, кто именно ее убил?
— В то время болтали всякое. Ходили самые нелепые слухи.
— Слухи? И кто же их распространял? Можете говорить, ведь нам известно, что вы и ваш муж состояли в самой тесной дружбе с начальником жандармерии. В вашем доме устраивались пышные приемы, обеды и ужины, а на этих ужинах во главе стола сидели немецкие офицеры, в том числе и ваш теперешний зять и его приятели… Так что не смущайтесь.
— Насколько я припоминаю, начальник жандармов господин Бодьо был первым, кто упомянул о том, что Кочишне убили коммунисты-подпольщики. Но то же самое говорили мой зять и мой муж. В те времена люди говорили и думали иначе, чем теперь. Вы, конечно, понимаете… Но почему вы об этом меня спрашиваете? — Щеки Илоны Пайж вновь побледнели от волнения. — Вы знаете, кто убил Кочишне? Кто?
— Кто? В самое ближайшее время вы узнаете об этом. Так же, как и мы. Поверьте, нас этот вопрос интересует, пожалуй, значительно больше, чем вас. А пока, сударыня, вам придется еще немного подождать. Да, да, здесь, в этой комнате.
Побеседовав таким образом с женой Акоша Драгоша, я навестил вдову Шулек, урожденную Терезу Коллер, помещавшуюся в третьей «палате».
— Как себя чувствуете, сударыня? — осведомился я.
— Благодарю вас, — едва слышно ответила Тереза.
— Сколько лет было бы сейчас вашему сыну, если бы он не погиб на фронте, а остался в живых?
— Тридцать четыре. Ушел от меня, оставил одну-одинешеньку. Живу сиротой, некому меня поддержать, — жалобным тоном промолвила вдова Шулек.
— Ну, я не нахожу ваше положение таким уж бедственным. Ведь он только вчера ночью вас посетил, и не с пустыми руками.
Женщина дернулась, словно ее ущипнули. Побледнев, она смотрела на меня во все глаза.
— Кто навестил?
— Вероятно, ваш сын, столь внезапно воскресший из мертвых. Или это был не он, а кто-то другой?
Тереза Коллер не ответила, опустила голову и неподвижно, застывшим взглядом уставилась себе под ноги.
— Неплохо будет, сударыня, если вы хорошенько поразмыслите над этим чудом. А когда вам захочется говорить, обратитесь вот к этому молодому человеку.
Знаком подозвав одного из сотрудников, охранявших Терезу Коллер, я приказал ему подробно запротоколировать ее показания.
С временной обитательницей четвертой «палаты» я не был знаком, пришлось представиться.
— Как ваше здоровье, уважаемая фрейлейн Хельга, то бишь госпожа Шмидт?
— Благодарю.
— Как вам нравится здесь, у нас?
— Не очень. Я хочу домой.
— Куда это?
— В Швецию, разумеется.
— Но ведь ваш дом здесь, в Венгрии. Вы же венгерка, а не шведка. Или, может быть, вы стыдитесь своего отечества? Понимаю. Тот, кто однажды стал предателем, никогда не будет чувствовать себя хорошо на родине, которую он предал.
— Я никого не предавала!
— Разве? Будь я на вашем месте, я бы этого не сказал. Вы знали Белу Фекете, официанта?
— Да, знала.
— Тогда, я думаю, мне лучше не стоит продолжать.
— Отчего же, говорите все, что хотите. Мне даже интересно. — Хельга держалась вызывающе.
— Ну уж если вы того желаете, то послушайте. По доносам таких, как вы, Тереза Коллер и другие тайные агенты гестапо, ваши друзья-гитлеровцы мучили, пытали и убили многих честных людей, патриотов своей родины. В том числе вдову Кочишне.
— Мне ничего об этом не известно.
— Весьма странно, сударыня. Разве не вас приставили в качестве осведомителя к этой вдове? Разве не вы доносили на нее герру Кольманну? Или я ошибаюсь, кому-нибудь другому?
Хельга Хунт не удостоила меня ответом.
— Вы знаете, кем была Кочишне?
— Я знаю только, что она приехала на родину из США.
— Лучше было бы вам этого не знать. Ну а что о ней говорили в кругу ваших друзей?
— Ее считали агентом красных.
— Вот теперь все понятно. Кто же так считал персонально?
— Все, с кем я встречалась. Так говорили и жандармы, и мой муж, который был тогда еще женихом, и мой отчим тоже.
Я направился было к двери, но, сделав два шага, остановился.
— Только сейчас заметил, какой красивый у вас кулон! Наверное, стоит больших денег.
— Я получила его в подарок от мужа!
— И когда же?
— В 1945 году, в Швейцарии.
— Разрешите взглянуть?
— Прошу, вот он, — Хельга сняла с шеи ажурную золотую цепочку, на которой висел крупный граненый алмаз исключительной красоты и блеска. Я повернул его обратной стороной. На поверхности отчетливо виден был знак американской ювелирной фирмы.