Мартин Бек сразу ухватился за нитку.
— И в самом деле, есть признаки, которые показывают, что последние выстрелы были сделаны тогда, когда преступник двигался по проходу в переднюю часть автобуса.
— Чисто окопная тактика, — заметил Гюнвальд Ларссон. — Круговая.
— Гюнвальд минуту тому назад весьма метко прокомментировал, что он ничего не понимает, — сухо сказал Хаммар. — Это свидетельствует о том, что преступник был ознакомлен с автобусом, разбирался в его приспособлениях.
— По крайней мере, умел открывать двери, — уточнил Эк.
В комнате наступила тишина. Хаммар наморщил лоб. Наконец он сказал:
— Следовательно, вы считаете, что кто-то встал посреди автобуса, перестрелял всех, после чего пошел себе прочь? И никто не среагировал? И водитель ничего не заметил в зеркальце?
— Нет, — сказал Колльберг. — Не совсем так.
— А как?
— Кто-то сошел задней лестницей с верхнего этажа автобуса со снятым с предохранителя автоматом, — сказал Мартин Бек.
— Кто-то, кто сидел там какое-то время один, — прибавил Колльберг. Кто-то, кто выжидал удобного момента.
— Водитель может знать, что на втором этаже есть пассажиры? — спросил Хаммар.
— На лестнице вмонтирован фотоэлемент, — ответил Эк. — Он передает сигнал на счетчик, который размещается на щитке управления. После каждого, кто проходит наверх передней лестницей, счетчик прибавляет единицу. Таким образом, водитель все время знает, сколько пассажиров сидит наверху.
— А когда автобус остановился, счетчик показывал нуль?
— Да.
Хаммар немного помолчал, затем сказал:
— Уж очень все кажется продуманным. Сумасшедший убийца так обстоятельно не может планировать своих поступков.
— Неужели? — сказал Гюнвальд Ларссон. — А тот сумасшедший в Америке в прошлом году застрелил с башни свыше тридцати человек. И точно все рассчитал. Даже взял себе еду.
— Да, сказал Хаммар, но одного он не рассчитал.
— Чего именно?
— Как оттуда выбраться, — ответил за Хаммара Мартин Бек.
Через семь часов, в десять вечера, Мартин Бек и Колльберг все еще сидели в Доме полиции на Кунгсхольмсгатан.
Следствие не стронулось с места. Раненый, находящийся в Каролинской больнице, был все в таком же тяжелом состоянии.
После полудня заявили о себе двадцать, свидетелей. Как выяснилось, девятнадцать из них ехали другими автобусами. Остался единственный свидетель, восемнадцатилетняя девушка, которая села на площади Нюбру и проехала две остановки, а там пересела в метро. Она сказала, что с нею вышли из автобуса еще несколько пассажиров. Водителя она опознала, но это было всё.
Колльберг нервно ходил взад и вперед, все время поглядывая на дверь, словно надеялся, что вот сейчас она дернется и кто-то ворвется в комнату. Мартин Бек стоял перед схемой на стене. Он заложил руки за спину и покачивался с носков на пятки — эту привычку он приобрел давно, еще когда был патрульным полицейским, и никак не мог от нее избавиться.
В этот миг в комнату вошел Хаммар.
— Завтра получите пополнение. Новые силы. Из провинции. — Хаммар сделал короткую паузу. Затем многозначительно добавил: — Это считается необходимым.
— Кого? — спросил Колльберг.
— Завтра прибудет какой-то Монссон из Мальмё. Вы его знаете?
— Я встречал его, — сказал Мартин Бек, не обнаруживая никакого энтузиазма.
— Я тоже, сказал Колльберг.
— А еще они хотят направить к нам Гуннара Альберга из Муталы.
— Парень что надо, — вяло сказал Колльберг.
— О других я не знаю, — сказал Хаммар. — Кто-то, кажется, приедет из Сундсвала.
— Ладно, — сказал Мартин Бек.
— Если, конечно, вы сами не разгрызете этого орешка раньше, — угрюмо сказал Хаммар.
— Конечно, — сказал Колльберг. — Что мы имеем? Факты свидетельствуют о том, что вчера вечером кто-то застрелил в автобусе девять человек. И что преступник, следуя известному международному примеру сенсационных массовых убийств, не оставил никаких следов, поэтому его не поймали. Он, конечно, мог наложить на себя руки, но если это и сделал, то мы ничего не знаем. У нас две существенные путеводные нити: пули и гильзы могут привести нас к оружию, которым пользовался убийца, а раненый может прийти в сознание и сказать, кто стрелял. Поскольку он сидел в самом конце автобуса, то мог видеть убийцу.
— Так, — сказал Хаммар.
— Это немного, — молвил Колльберг. — А особенно если Шверин умрет или окажется, что он утратил память. Он очень тяжело ранен. Мы, например, не знаем причины преступления. У нас нет ни одного порядочного свидетеля.