— Вы заметили, что он наркоман? — спросил Рённ.
— Не сразу. Но как-то утром он вынул шприц, и я все понял. Он, кстати, спросил, не сделать ли мне укол, но я наркотиков не употребляю.
Бьёрк подвернул рукав рубашки. Рённ опытным глазом посмотрел на его вены и убедился, что это правда.
— У вас не очень просторно, — сказал он. — Почему же он так долго здесь жил? Он хоть платил вам?
— Я считал, что Ниссе хороший парень. Денег он мне не давал, но покупал еду, выпивку, все, что было необходимо.
— А откуда он брал деньги?
Бьёрк пожал плечами.
— Не знаю. В конце концов, не мое дело. Но он нигде не работал, это точно.
Рённ посмотрел на руки Бьёрка, черные от грязи, которая въелась в кожу.
— А вы кем работаете?
— Чиню машины, — ответил Бьёрк. — Извините, но я скоро должен встретиться с девушкой, поэтому спрашивайте быстрее.
— Что Ёранссон рассказывал о себе?
— Говорил, что был моряком, хотя, конечно, очень давно. А еще болтали о женщинах. Особенно об одной, с которой он жил, но недавно расстался.
— Когда он отсюда выбрался?
— Восьмого октября. Я помню, потому что тогда были его именины. Он забрал свои манатки, все, кроме этих. Их было немного, все влезло в обычный чемодан. Сказал, что нашел новое жилище, но обещал через несколько дней наведаться. С тех пор я больше его не видел. Он что, в самом деле был в том автобусе?
Рённ кивнул и спросил:
— И вы не знаете, где он потом пребывал?
— Даже не представляю. Он больше не являлся сюда, а я не знал, где его искать. Ко мне часто заходили приятели, но ни одного его знакомого я никогда не видел.
Бьёрк поднялся, подошел к зеркалу, которое висело на стене, и причесался.
— Надо прифрантиться, — сказал он. — Невеста ожидает.
Рённ поднялся, взял коробку и направился к двери.
— Я знаю только одно, — сказал Бьёрк ему вслед. — Последние недели перед уходом от меня Ниссе был словно не в себе.
— А вы не знаете причины?
— Нет, не знаю.
Вернувшись в свою пустую квартиру, Рённ пошел в кухню и высыпал на стол то, что было в бумажной коробке. Потом начал внимательно осматривать вещи и вновь осторожно укладывать их в коробку.
Пестрая изношенная кепка, измятый галстук, плетеный поясок с медной пряжкой, трубка с обгрызенным чубуком, пара желтых нейлоновых носков, два грязных платочка и смятая голубая поплиновая рубашка.
Рённ уже хотел бросить рубашку в коробку, когда заметил, что из нагрудного кармана выглядывает какая-то бумажка. Это оказался счет из ресторана «Стрела» на семьдесят восемь крон и двадцать пять эре. Он был датирован седьмым октября.
Рённ перевернул листок. С другой стороны шариковой ручкой было написано:
8. Х. бф 3000
морф 500
долг га 100
ДОЛГ МБ 50
ДР П 650
_________
1300
остаток 1700
Рённу показалось, что он узнает руку Ёранссона — он видел образец его письма Белокурой Малин. Эту заметку он себе истолковал так: восьмого октября, в тот день, когда Ёранссон выбрался от Сюне Бьёрка, он, видимо, получил откуда-то три тысячи крон, может, от лица с инициалами «Б. Ф.» Из этих денег он на пятьсот крон купил морфия, выплатил сто пятьдесят крон долга и шестьсот пятьдесят дал какому-то «доктору П». Ему осталась тысяча семьсот крон. А спустя чуть больше месяца его нашли мертвым в автобусе. Тогда в кармане у него оказалось более тысячи восьмисот крон. Следовательно, после восьмого октября он получал еще какие-то деньги. Поступали ли они из того же самого источника, от какого-то «Б. Ф.»?
Рённ посмотрел в свои записи, но ни один из тех, с кем он разговаривал или кого вспоминал в связи с Ёранссоном, не имел таких инициалов.
Утро в четверг двадцать первого декабря было не очень приятным для полиции. Накануне вечером целая армия полицейских в мундирах и в штатском посреди города в разгаре праздничной истерии затеяла драку с рабочими, которые вышли из Народного дома после митинга в поддержку Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. В то хмурое, холодное утро трудно было найти улыбающегося полицейского.
Только Монссону это событие принесло какое-то удовлетворение. Он опрометчиво сказал, что у него нет работы, и его сразу же послали поддерживать порядок. Вначале он прятался в тени вблизи церкви Адольфа Фредрика на Свеавеген, надеясь, что драка так далеко не докатится. Однако полиция наступала со всех сторон, и демонстранты начали приближаться к Монссону. Он быстро отступил вдоль Свеавеген и зашел перекусить в небольшой ресторан. Выходя оттуда, он взял со столика зубочистку. Она была завернута в бумажечку и имела вкус мяты.