Биргерссон продолжал рассказывать спокойно и обстоятельно:
— Вот я и ходил вечерами по городу, просто чтобы не сидеть дома. Это было почти двадцать лет назад. Часами ходил по улицам, временами даже всю ночь. И чтобы убить время, чтобы не думать о своей невеселой жизни, нашел себе развлечение.
Колльберг посмотрел на часы.
— Так, так, — нетерпеливо молвил он. — И что же вы делали?
— Ходил по улицам и смотрел на машины. Я изучил решительно все модели и марки. За какое-то время я мог узнать все виды машин на расстоянии тридцати-сорока метров. Если бы была такая игра на отгадывание марок машин, ну, например, автолото, я бы определенно получил самый большой выигрыш. Не имело значения, смотрел ли я на машину спереди, сзади или сбоку.
Колльберг покорно пожал плечами.
— Можно получить большое удовольствие от такого простого развлечения, — продолжал дальше Биргерссон. — Иногда попадались в самом деле редкостные модели.
— И вы разговаривали об этом со следователем Стенстрёмом?
— Да. И больше ни с кем, кроме него. И он сказал, что, по его мнению, это интересно.
— И чтобы сообщить это, вы вызвали меня сюда в половине десятого вечера? В сочельник?
Биргерссон, видимо, обиделся.
— Но вы же просили сообщить вам, если о чем-то вспомню.
— Разумеется, — поднялся Колльберг. — Благодарю.
— Но я же не сказал еще самого главного, — пробормотал Биргерссон. Следователя особенно заинтересовало одно. Я вспомнил это, поскольку вы спрашивали о «моррисе».
Колльберг вновь сел.
— Так? А что именно?
— Ну, мое любимое развлечение тоже имело свои трудности, если можно так сказать. Некоторые модели трудно было отличить, особенно в темноте и если смотреть с большого расстояния. Например, «ДКВ» и «ИФА».
— А при чем здесь Стенстрём и ваш «моррис»?
— Мой «моррис» ни при чем, — ответил Биргерссон. — Просто следователь заинтересовался, когда я сказал, что труднее всего было отличить «моррис-минор» от «рено КВ-4», если на них смотреть спереди. Сбоку или сзади нетрудно. А просто спереди или чуть наискось в самом деле было нелегко. Хотя со временем я натренировался, но все же иногда ошибался.
— Постойте, — перебил его Колльберг. — Вы сказали, «моррис-минор» и «рено КВ-4»?
— Да. И вспоминаю, что следователь даже подскочил, когда я ему сказал об этом. Все время, пока я говорил ему о своем увлечении, он, казалось, не очень внимательно слушал. А когда я сказал об этом, он страшно заинтересовался. Несколько раз меня переспрашивал…
Когда они возвращались домой, Оса спросила:
— Что это дает?
— Я еще толком не знаю. Но, может, наведет на след.
— Того, кто убил Оке?
— Может быть. По крайней мере, это объясняет, почему он написал слово «моррис» в своем блокноте.
— Подожди, я также кое-что вспомнила, — сказала Оса. — За несколько недель до смерти Оке сказал, что как только будет иметь два свободных дня, так поедет, кажется, в Экшё. Это тебе что-то говорит?
— Ничегошеньки, — ответил Колльберг.
Город был пустой, единственными признаками жизни на улицах были несколько рождественских гномов, которых связывала профессиональная усталость и валило с ног слишком щедрое прикладывание к бутылке в гостеприимных домах, две кареты «Скорой помощи» и полицейская машина. Через какое-то время Колльберг спросил:
— Гюн говорила, после Нового года ты нас покидаешь?
— Да. Я поменяла квартиру. И хочу найти другую работу.
— Где?
— Еще точно не знаю. Но думаю…
На несколько секунд она умолкла, потом добавила:
— А что, если в полиции? Там же есть свободные места?
— Наверное, есть, — рассеянно ответил Колльберг.
Когда они вернулись на Паландергатан, дочка уже спала, а Гюн, свернувшись калачиком на кресле, читала книжку. Глаза у нее были заплаканы.
— Что с тобой? — спросил Колльберг.
— Еда остыла. Весь праздник испорчен.
— Ничего. У меня такой аппетит, что, положи на стол дохлого кота, я буду его есть.
— Звонил твой безнадежный Мартин. Полчаса назад.
— О'кей, — добродушно молвил Колльберг. — Накрывай на стол, а я ему звякну.
Он снял пиджак, галстук и пошел звонить.
— Да, Бек слушает.
— Кто там подымает такой шум? — спросил Колльберг.
— Смеющийся полицейский.
— Что?
— Пластинка.
— Ага, теперь я узнал. Давний шлягер. Чарльз Пенроуз, правда? Он был в моде еще перед войной.
В их разговор вторгались взрывы смеха.
— Ну его к черту, — сказал Мартин Бек не очень весело. — Я звонил тебе, так как у Меландера есть новости.