– Сочувствую вам, комиссар. Я только сейчас узнал, что одного из ваших…
Мартин Бек так посмотрел на говорившего, что у того застряли в горле дальнейшие слова.
Он хорошо знал этого человека в кепке и очень не любил.
Это был свободный художник, журналист, который называл себя репортером-криминалистом. Он писал репортажи об убийствах, сенсационные, неприятные, да еще в большинстве случаев с вымышленными подробностями, поэтому их печатали самые скандальные газеты.
Мужчина отступил, и Мартин Бек перескочил через натянутую веревку. Он увидел, что такую же веревку натянули немного дальше, со стороны Турсплан. На огороженном месте рябило в глазах от черно-белых машин и безликих фигур в блестящих дождевиках. Земля около красного автобуса размякла и чавкала под ногами.
Автобус был внутри освещен, прожекторы тоже горели, но их лучи не проникали далеко сквозь густой дождь. Машина государственной криминально-технической лаборатории стояла за автобусом, повернутая кабиной к Карлбергвеген. За разорванной проволочной сеткой несколько человек монтировали прожекторы.
Двери автобуса находились на другой от Мартина Бека стороне, но он видел, как за окнами двигались люди и догадывался, что персонал технической лаборатории уже начал свою работу.
Он помимо воли замедлил шаг, думая о том, что сейчас увидит, и стиснул в карманах кулаки, пока широкой дугой обходил серый автобус криминально-технической лаборатории.
В свете, падающем из открытых средних дверей двухэтажного автобуса, стоял Хаммар, его непосредственный начальник в течение многих лет, а ныне шеф полиции, и разговаривал с кем-то, находившимся внутри автобуса. Хаммар прервал разговор и обернулся к Мартину Беку:
– Вы все-таки приехали. А я уже думал, что вам забыли позвонить.
Мартин Бек, не ответив, подошел к двери и заглянул внутрь.
Он почувствовал, как все внутри сжалось и заныло: зрелище оказалось хуже, чем он предполагал.
В холодном ярком свете каждая деталь выступала поразительно четко. Казалось, весь автобус наполнен окровавленными трупами, застывшими в необычных позах.
Мартину Беку больше всего хотелось повернуться и выйти, чтобы не видеть их, но это чувство не отразилось на его лице. Он даже принуждал себя зарегистрировать в памяти все подробности. Люди из лаборатории работали молча. Один из них посмотрел на Мартина Бека и медленно покачал головой.
Мартин Бек осматривал убитых одного за другим. Он не узнал никого из них.
– А наш человек где, наверху? – вдруг спросил он. – Или…
Мартин Бек повернулся к Хаммару и умолк.
Из-за спины Хаммара из темноты появился Колльберг, с непокрытой головой, с прилипшими ко лбу волосами.
Мартин Бек вытаращил на него глаза.
– Привет, – сказал Колльберг. – Я уже начал раздумывать, куда ты подевался. Даже хотел попросить, чтобы еще разок позвонили тебе.
Он остановился перед Мартином Беком и внимательно посмотрел на него.
– Тебе надо выпить чашку кофе. Я сейчас принесу.
Мартин Бек покачал головой.
– Нет, надо, – сказал Колльберг. И куда-то ушел. Мартин Бек посмотрел ему вслед, затем пошел к передней двери и заглянул в середину. Хаммар тяжело ступал сзади.
На переднем месте сидел шофер, навалившись на руль. Наверное, ему прострелили голову. Мартин Бек присмотрелся внимательно к тому, что раньше было лицом шофера, и где-то в глубине души удивился, что не чувствует тошноты. Он повернул голову и посмотрел на Хаммара, который бессмысленно уставился в дождь.
– Ты можешь представить, что он здесь делал? – почти неслышно спросил Хаммар. – В этом автобусе?
И в тот же миг Мартин Бек увидел того, о ком сказал ему звонивший из центральной станции полицейской службы.
Около окна за лестницей, которая вела на второй этаж автобуса, сидел Оке Стенстрём, помощник следователя из комиссии по расследованию убийств, один из самых молодых сотрудников Мартина Бека. Наверное, «сидел» было не то слово. В синем поплиновом плаще Стенстрём полулежал, упершись правым плечом в спину молодой женщине, которая согнулась пополам на сиденье.
В правой руке Стенстрём держал служебный пистолет.
Дождь шел целую ночь, и хотя согласно календарю солнце должно взойти в семь сорок, было уже почти девять, когда его лучи наконец пробились сквозь толщу облаков и настал пасмурный, туманный день.
Поперек тротуара на Норра Сташунсгатан, как и десять часов назад, стоял красный двухэтажный автобус.
Однако вокруг него все изменилось. На огромной территории работало более пятидесяти человек, а за натянутой веревкой толпились любопытные. Многие из них торчали здесь с полуночи, но видели только полицейских, медицинских работников и слышали завывание сирен разных типов. Это была ночь сирен – они рождались непрерывным потоком машин, которые, казалось, без цели и какого-либо смысла мчались, завывая, по блестящим от дождя улицам.
Никто не знал ничего определенного, тем не менее одна фраза шепотом передавалась из уст в уста, быстро, концентрическими волнами расходилась среди зрителей, в соседних домах, по городу, пока наконец приобрела последнюю четкую форму, облетела всю страну и к этому часу уже далеко перешагнула за ее границы.
«Массовое убийство».
«Массовое убийство в Стокгольме».
«Массовое убийство в автобусе в Стокгольме».
В Доме полиции на Кунгсхольмсгатан было известно ненамного больше. Собственно, никто даже не знал, кому поручено вести следствие. Порядка не было никакого.
– Кто готовит список имен? – спросил Мартин Бек.
– Кажется, Рённ, – ответил Колльберг, не оборачиваясь.
Он прибивал на стену схему. Схема была большая, три метра в длину и более полутора метров в ширину, поэтому с нею нелегко было справиться. Это был план первого этажа автобуса с нарисованными на нем фигурами. Каждая фигура была помечена цифрой. От единицы до девяти.
– Не мог бы кто-нибудь помочь мне? – спросил Колльберг.
– Почему нет, – спокойно сказал Меландер, подымаясь и откладывая трубку.
Фредрик Меландер был высокий худощавый мужчина, важный на вид, с методическим складом характера. Ему было сорок восемь лет, и он был старшим следователем стокгольмского уголовного розыска. Колльберг ранее работал вместе с ним несколько лет. Сколько именно, он не помнил. Зато Меландер никогда ничего не забывал.
Почти совсем седой человек лет пятидесяти осторожно приоткрыл дверь и нерешительно остановился на пороге.
– Что там у тебя, Эк? – спросил Мартин Бек.
– Я по поводу автобуса, – сказал седой.
Дверь открылась. Гюнвальд Ларссон недоверчиво обвел взглядом свой кабинет. Его светлый дождевик, брюки и русые волосы пропитались водой, ботинки были в глине.
– Черт, так что же удивительного в том автобусе? – спросил Меландер.
– А то, что как раз автобусы этого типа не ходят сорок седьмым маршрутом.
– Не ходят?
– То есть я хочу сказать, что они обслуживают другой маршрут. А там курсируют немецкие автобусы марки «Бюссинг». Также двухэтажные. Этот очутился на маршруте просто случайно.
– Великолепная ведущая нить, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Маньяк, убивающий людей исключительно в английских автобусах. Ты это хочешь сказать?
Эк только посмотрел на него. Гюнвальд Ларссон отряхнулся и спросил:
– Кстати, что за стая обезьян толчется в коридоре?
– Журналисты, – сказал Эк. – Кто-то должен поговорить с ними.
– Только не я, – сразу заявил Колльберг.
– А Хаммар, или министр юстиции, или кто-то другой из высшего начальства не огласит коммюнике? – спросил Гюнвальд Ларссон.
– Оно, наверное, еще не сформулировано, – ответил Мартин Бек.
Гюнвальд Ларссон оглядел кабинет и большой волосатой рукой убрал с лица мокрые волосы.
– Кто-нибудь уже разговаривал с матерью Стенстрёма? – спросил он.
В комнате наступила мертвая тишина, как будто эти слова отняли речь у всех присутствующих, включая вопрошавшего.