– Ах, ну да, одиннадцатая заповедь, про нее все время все забывают – «старикам нельзя ездить на самокатах!». Да ты эйджист! Как твой психиатр, хочу тебе сказать, что ты боишься старости и от этого ненавидишь стариков!
– Да не в самокате дело. Можно, конечно, кататься на самокате в любом возрасте. Глупо обманывать себя и делать вид, что тебе шестнадцать, когда тебе шестьдесят. Будь собой, принимай себя таким, какой ты есть...
– Но, чувак, она чувствует себя на шестнадцать, она раскрепощена, и, например, готова загорать голой в сквере на Болотной. Ей совершенно нечего принимать.
– Хорошо, может это глупо только для меня. Хотя я уверен, ты меня понимаешь, это такое же ощущение, как когда ты видишь, как бывшие леваки разъезжают на тачках за миллионы, но при этом по-прежнему ведут разговоры о Кропоткине, будто бы они все те же «старые добрые волосатые хиппари» из шестьдесят восьмого. Все должно меняться, все должно быть органично. Вот Игги Поп – органичен. Он рокер, он верен себе, он старый и морщинистый, но по-прежнему крутой. Он больше не бьет бутылки об голову, не достает член на концерте, наверное, не бухает и не колется героином – потому что всему свое время, это было круто в двадцать пять и было бы неестественно сейчас. Вообще, со временем понимаешь, что «True till death» – это скорее о death, чем о true. К моему возрасту большинство приличных оголтелых рокеров были уже мертвы, разве что Джи-Джи каким-то чудом протянул на пару лет дольше, да Горшок умудрился дотянуть почти до сорока с менталитетом пятнадцатилетнего, а все остальные... Сид Вишез навсегда останется малолетним придурком и рок-звездой, как и Джим Моррисон, и все эти ребята из клуба 27, которые справились с собой сами, они останутся true. Они уже точно никогда не будут как Игги. Или наши друзья... Моня навсегда останется обаятельным кудрявым раздолбаем панк-рокером на скутере, другом всего мира, парнем с татуировкой «Thanks mom I’m punk» на заднице. Если ты несмотря на то что уже пару раз убрался, продолжаешь гонять на скутере накуренным и пьяным, потому что это твой стиль жизни, и ты не собираешься его менять, а шлем неприемлем, поскольку портит тебе прическу – у тебя мало шансов, нужен хотя бы небольшой компромисс.
Тимур навсегда останется романтичным студентом-философом, вокалистом группы Sandinista! Ваня Костолом и Федяй навсегда останутся скинхедами-антифашистами, потому что их убили, у них не будет шанса изменить свою точку зрения, стать мягче или жестче, перейти в большую политику, стать папашами или дедами, или, как Серега, отказаться от всего, уехать жить в лес. У них все решено, они остаются true. Все остальные обязательно меняются.
Я понимаю, что разогнался и выпалил все, что было в голове, а Ленька совершенно не в том состоянии, чтобы сказать мне хоть что-нибудь в ответ. Я смотрю на него вопросительно, а он уставился куда-то в бесконечность.
– Что? – говорит Ленька.
– Что «что»?
– Прости, я отвлекся, рассматривал свой кед, не слышал, что ты сказал. Может, скажешь еще раз?
– Бесчувственная ты скотина. Не буду я тебе ничего повторять, ты опять увлечешься своим кедом или еще чем-нибудь, смысла в этом все равно никакого...
– Ну не обижайся, чувак, ты же знаешь, все, что я люблю и умею – это рисовать картинки, играть рок и упарываться алкашкой и наркотиками. Такой стиль жизни, знаешь, I hustle every day, это накладывает некоторые... в общем, иногда могу переборщить и пропустить пару фраз в разговоре. Большое дело, люди только и делают, что говорят с утра до ночи. Не услышал сегодня – послушаю завтра, – говорит Ленька.
– Примерно об этом я и говорил, – продолжать разговор не хочется. Я оставляю его лежать на лавке возле костра, все в той же позе, с сигаретой в уголке рта. А сам иду пройтись по деревенской улице, там тихо и темно, горит пара фонарей, орут кузнечики, никаким панк-роком не пахнет, пахнет яблонями. Заборы, трава в канаве, дома, грядки, курятник, коровник. Трещат сверчки. Все просто и понятно. Там все true, без надрыва и без лишних вопросов. Когда я возвращаюсь, Ленька спит в той же позе, в углу рта – потухшая сигарета.
Кисуля и Цыпуля
Одну звали Кисуля, а другую – Цыпуля. Точнее, их, конечно, не так звали, у них были какие-то настоящие имена. Но мы, естественно, их тут же забыли после того, как они представились. Сначала они немного сопротивлялись, но быстро привыкли и стали хорошо отзываться на Кисуля и Цыпуля.
Звучит не очень, но когда у тебя примерно пятнадцать-двадцать новых знакомых за вечер, иногда понять такую слабость можно. Вообще, когда ты рокер в туре, не так уж и много ты можешь сделать для человека, который помогает тебе сегодня с твоими проблемами в этом городе. Ты можешь не забыть сказать ему «спасибо», запомнить его имя и поболтать с ним за пивом у барной стойки, вам обоим будет приятно, а можешь забить на все это, наблевать в кровать у него дома и уйти не попрощавшись, а барабанщик еще и трахнет его сестру. На самом деле нет правил для рокеров в туре: ты можешь быть дерьмом, а можешь не быть, ты всегда выбираешь сам. Запомнить имя не так уж и сложно, надо просто постараться его запомнить, приложить к этому хоть какие-то усилия. Например, повторить его про себя, а не выбрасывать его из головы, приговаривая «да нахрен мне надо твое долбаное имя, все равно забуду» сразу после того как его обладатель его произнес и вы пожали друг другу руки. В крайнем случае, если ты реально хочешь запомнить имя, а мозг уже разрушен бухлом и наркотиками, можно записать на бумажке или в телефон что-то вроде: «Организатор – Леша, его девушка – Олеся, их друг – Максим».