- Ну, все, давай до свидания, тусовки и концерты, пока-пока, туры-шмуры, привет, ответственность, бессонные ночи, вопли. А потом в шестнадцать лет этот хмырь скажет, что не желает становиться таким занудой, как ты, в мире есть вещи поважнее, чем учеба и уйдет в битники, за твой счет, естественно, а ты будешь скулить, зачем кормил этого подонка...
- Погоди, погоди, - ловлю я червя на слове, - ты сказал, «этот хмырь», с чего ты решил, что это будет мальчик? Ведь это еще не известно!
Чертов червяк затыкается.
- На самом деле, подлый червяк, ты не знаешь, как все будет на самом деле! Просто пугаешь меня. Мне вполне хватило двадцати лет круглосуточных тусовок, я расстаюсь с ними легко, ты больше не возьмешь меня этим, я как раз собирался что-то изменить – и вот оно. На самом деле все будет совсем не так. Мы будем жить в домике у моря, где всегда солнечно и ясно, и будем сниматься в Боливуде... Да даже если и не будем, все будет хорошо, мы найдем способ заниматься тем, чем хотим. Мы будем самой счастливой семьей на свете, а ребенок у нас родится сразу с ирокезом и татуировками и двумя записанными альбомами. Хотя, может быть, и без ирокеза и татуировок, может, он или она захочет что-то другое, не знаю, другую музыку, что-нибудь типа регги или что там тогда будет модно, или, упаси боже, балет...
- Все будет хорошо, One love, брат, червяк просто проверял тебя - говорит мне неизвестно откуда появившийся Боб, и я успокаиваюсь. Я понимаю, что таблетка нурофена подействовала, и я засыпаю.
А Ленька с Димоном тем временем валялись в сквере на газоне. Был выходной, в сквере было полно народу. Рядом с ними какие-то дредастые хиппаны довольно слаженно вчетвером играли на барабанах. Ленька смотрел в одну точку где-то в бесконечности неба. Его мрачная пост-алкогольно-наркотическая депрессия была в разгаре. Димон неторопливо пил пиво и поглядывал на небо, на дредастых и на попадавшие в его поле зрения ножки проходящих мимо девиц – такие летние, в цветных колышущихся легких платьях – и если были действительно хороши, то сделав усилие, задирал голову и разглядывал их обладательниц целиком. Всегда приятно смотреть на красивых девиц, даже когда они проходят мимо. Иногда ему даже улыбались в ответ, иногда, чувствуя его спиной, смущенно одергивали платья, не оборачиваясь, иногда бросали ему в ответ испепеляющие взоры. В ответ на них Димон говорил:
– Нет, ну, а что они так реагируют-то? Если у них есть такие замечательные части тела как ноги и то, что выше, и они их мне показывают, естественно, я буду на них смотреть, мне это искренне интересно. Вот я, например, красивый, и что мне, жалко, что ли? Смотри на меня, сколько хочешь, я готов поделиться с миром своею красотой, нет, мне не жалко, от меня не убудет.
– И скромный.
– Что?
– Красивый и скромный.
– Нет, ну а что лукавить? Я клёвый. Да я больше скажу, я такой крутой, что я бы сам себя... если бы мог, ну ты понимаешь. А если бы я хотел скрыть свою красоту, ходил бы как ниндзя мусульманки в парандже да в хиджабе, завернувшись в черное с ног до головы. И не нужно никаких испепеляющих взглядов.
Ленька был раздражителен и всерьез пустился в какие-то разъяснения, что дело даже не в приличиях, а в том, что у Димона потребительское отношение к женщинам, а у них может быть душа, но быстро устал. Замолчал где-то на середине фразы, потом понял, что завелся от того, что его все раздражает, что все нормально, мальчики смотрят на девочек, и нечего тут обсуждать, и не стал продолжать.
– Может, тебе сигарету? Что-то ты напряженный какой-то, – Димон протянул ему сигарету.
– Ну... что бывает после любой хорошей вечеринки? Правильно, похмелье! Соответственно, после любого хорошего тура рокер должен ложиться в клинику Маршака на две-три недели, а если ему туда не надо – значит тур был так себе. Все просто – химия. Ничто в этом мире не появляется из ниоткуда, – Ленька закурил и отвечал, не поворачивая головы. – Чтобы чувствовать радость, ее надо как-то заслужить. Человек общается с друзьями, занимается любимым делом, гонит на автомобиле, слушает музыку, покоряет волну или гору, играет в футбол, смотрит, вот, на небо, на солнце, обнимает любимых... В общем, совершает какие-то действия, благодарный организм синтезирует и посылает ему немножко химии в мозг, человек чувствует радость. Человек вынюхивает колпак спидов, получает бодрость и радость в мозг просто так. Радости в организме ограниченное количество, в какой-то момент она заканчивается, и наступают отходняки. От регулярного употребления мозг привыкает, что радость ему поставляют извне, и разучивается ее синтезировать. Я как-то так себе это представляю. Как раз мой случай, у меня депрессия, мне ничего неохота, никакое дело не доставляет мне удовольствие, поскольку мозг за него не получает радостной химии. Единственное, что ободряет – я знаю, что рано или поздно это должно пройти. Ничего нельзя изменить за один день, так что надо подождать... Ну, еще я выпил полтюбика ново-пассита. Наверное, он тоже как-то приободряет. У меня такая оптимистическая депрессия.