Берег материка, огибающего залив, покрыт густым лесом. По нем разбросаны персидские деревни Астрабадской и Мазандеранской провинции; но при выходе из залива, пройдя устье Черной речки (Караеу), образующейся из горных ручьев, растительность сразу прекращается, и дальше к северу, по выходе из залива, только песок и камень по всему протяжению берега. На этих необозримых степях кочуют свободные племена туркмен. Сама природа как бы рубежом отделила два разноплеменные народа. По берегу залива — дома оседлых персиян, вне его кибитки кочевников, которые, кроме торговли с персами и рыболовства, занимались также и даже преимущественно морскими разбоями и грабежем прибрежных персидских деревень.
Едва мы отдали якорь, как к нам уже беспрестанно начали приезжать с судов и с берега с поздравлениями благополучного прихода. В первый же день мы получили несколько приглашений: нас звали и обедать и вечером и т. д. Капитан, возвратившийся с берега, от начальника станции, капитана 1-го ранга Петриченко, к которому он ездил со строевым рапортом, привез от него так же приглашение, прийти к нему в этот вечер. В 8 часов, кроме вахтенного начальника, все мы, в первый раз после долгой отшельнической жизни, собирались войти в семейный дом, где, как нам передавали, соберется большое общество.
От деревянной пристани, устроенной на восточной оконечности острова, проложена каменная панель, чрез все протяжение острова, — к западу, к дому начальника станции. Дом едва виден из-за густой зелени. По дороге к нему хорошенькая церковь, тоже вся в зелени, против церкви деревянная ротонда, в которой помещается офицерская библиотека; возле находятся камышовый дом — зал для общественных собраний, где под час бывают даже танцевальные вечера и спектакли.
Самое лучшее время это осень, начиная с октября месяца. Погода тогда устанавливается, ветры дуют совершенно правильно: с восходом солнца ост, в полдень норд; к закату солнца он стихает, делается мертвый штиль, и потом часов с 9-ти вечера надувает зюйд. Вечно синее безоблачное небо, томительной жары нет, 20? по R, и воздух такой чистый, [1037] что бывает виден даже не освященный диск луны. К югу от острова синие силуэты мазандеранского хребта гор, со снежными вершинами и облаками у подошвы некоторых возвышенностей, обрисовываются совершенно ясно, приближенные рефракцией. Часто виднеется даже конусообразный Демавенд, с его снежною вершиной, отстоящий от острова верст на 300.
Астрабадская станция слывет гнездом лихорадок. Даже туркмены в летнее время всегда избегают ее. Быть может, тому причиной вечная сырость; быть может, туда доходят миазмы, которыми так богат астрабадский и мазандеранский берег с его непроходимыми девственными лесами, куда редко проникает даже луч солнца. Лихорадки эти иногда принимают характер эпидемический. Жизнь на Амураде во время эпидемии, появляющейся периодически, чрез известное число лет, очень печальна. Процент смертности бывает очень велик. Одна из самых страшных лихорадочных эпидемий посетила остров в конце шестидесятых годов, в бытность начальником станции капитана 2-го ранга князя Ухтомского (бывшего потом командиром Архангельского порта); в то время, совершенно здоровый человек, заболевавший лихорадкой, часто на другой или третий день умирал; на берегу и на судах с каждым днем прогрессивно увеличивалось число больных; наконец дошло до того, что на судах не находилось и одной трети здоровой команды; посылаемые в объезд гребные суда должны были беспрестанно возвращаться назад, привозя с собой почти умирающих людей. Князь Ухтомский в самое непродолжительное время потерял на станции жену, мать жены и всех детей; но для грудных больных климат Амураде весьма полезен, и такие больные по совету докторов нарочно приезжают сюда на жительство.
По туркманчайскому трактату, заключенному Россией с Персией в 1829 году, Персия лишена права иметь военные суда на Каспийском море, но зато Россия обязалась охранять берега ее от нападений морских разбойников туркмен.
При укоренившейся у туркмен страсти к разбою, грабежам и захвату пленных и при ловкости, с которою все это они совершали, чему много способствовали густые камыши и мелко сидящие в воде кулазы (узенькая, совершенно плоскодонная корытообразная шлюпка), наконец невинный предлог, что они занимаются только рыбной ловлей у этих берегов, весьма затрудняли наших крейсеров ловить туркмен-грабителей на месте преступления. Между тем, от персидского правительства на станции получались беспрестанно жалобы, что туркмены нападают на прибрежные персидские деревни и грабят их. Разбой и торговля шла у них рука об руку, и ареною всегда был [1038] астрабадский залив. Туркмены и персияне, живя в близком соседстве, несмотря на вековую религиозную фанатическую вражду, так как персияне шииты (мусульманская секта, признающая только Алия истинным наследником Магомета. Али — высокий властелин), а туркмены сунниты (истолкование Корана, составленное тремя калифами: Алу-Бекром, Омаром и Османом), не могли, однако же, не войти издавна и торговые сношения. Вечно ленивые, усталые персы совершенно привыкли к игу, которое налагали на них воинственные дети степей. Туркмены врасплох нападали на деревни, забирали пленных, уводили скот, увозили все это на лодках в свои аулы и оттуда договаривались о выкупе. Убийства случались редко, потому что добыча доставалась легко; робкие полуголодные жители прибрежных деревень и не пробовали защищаться, — хотя иной из них бывал вооружен двумя ружьями. Случалось, что один туркмен брал в плен несколько персов; туркмен гикнет — персияне остановятся, сдадутся и даже сами перевяжут друг друга. Торговля пленными персами вошла у туркмен в обычай и держалась веками. Туркмен-разбойник возьмет пленника, туркмен-торговец купит его у него и везет в ту деревню, откуда он родом, прося от родных выкупа: “что же тут дурного? — говорит он: — я сам купил и должен выручить свои деньги”. Чтобы лишить возможности туркмен соединять торговлю с разбоем, прислан был из Петербурга капитан 1-горанга Путятин, который, переговорив предварительно об устройстве дел в Астрабадском заливе в Тегеране, в 1842 году, утвердил астрабадскую морскую станцию Амураде. Путятин первый разбил застарелую мысль о неприкосновенности Каспийского моря для пароходных плаваний и навел панический страх на туркмен, появившись с пароходом в виду их аула Гаоан-Гули. Когда, оставив пароход, по мелководью, вдали, он подошел с несколькими десятками матросов на вооруженных шлюпках к этому аулу, в котором считалось до 300 кибиток, он не встретил никакого сопротивления. Под влиянием такого терроризирования, гроза персиян, храбрые жители аула безмолвно смотрели, как Путятин жег их лодки, выдали ему своего хана, Якши-Махиеда, самого заклятого разбойника, и по приказу Путятина заключили с персиянами мир, заплатив за все прежние грабежи по персидскому прибрежью. Туркмены были уверены, что стоило Дарья-Беги (Дарья-Беги — царь морей) только захотеть, и пароход пойдет разгуливать по аулу. О силе пара они не имели понятия и убеждены были, что судно движется против ветра и выпускает клубы черного дыма потому, что там орудует шайтан.[1039]