Антония одарила ее надменной улыбкой.
– Если ваш красавец муж не завел еще любовницу, не обольщайтесь: рано или поздно эго случится. Такова уж его натура. Все мы знаем его прошлое и тот тип людей, с которыми он проводил время в Лондоне Ваш муж не просто аморален – совершая аморальные поступки, он испытывает наслаждение!
Элисса устремила на Антонию ледяной взгляд.
– На вашем месте, леди Антония, я бы не открывала в присутствии порядочных людей свой ядовитый рот и держала свои глупейшие соображения относительно лорда Доверкорта при себе!
Леди Алисия, сидевшая рядом с Элиссой, засопела, вздрогнула и открыла глаза.
– Господи, что здесь происходит?
– Ничего особенного. Просто я пожелала вашей дочери спокойной ночи, – сказала с натянутой улыбкой Элисса, поднимаясь.
– И вам спокойной ночи, леди Доверкорт, – отозвалась не успевшая прийти в себя леди Алисия.
– Доброй ночи, – коротко кивнула Антония, не забыв при этом скривить губы в презрительной усмешке.
Элисса торопливым шагом направилась к мужу. Ей не хотелось, чтобы Антония окончательно испортила ей настроение, и она решила во избежание этого поскорее уехать домой.
Она не верила, что Ричард может ее предать. Конечно, пока что он не облек свои чувства в слова, но в том, что он ее любит, Элисса не сомневалась.
С другой стороны, когда Уильям Лонгберн сделал ей предложение, в его чувствах она тоже не сомневалась.
– Что случилось, моя дорогая? – спросил Ричард, посмотрев на жену сначала с удивлением, а потом с беспокойством. – Ты заболела?
– Нет, – ответила Элисса и, любезно улыбнувшись хозяину дома, произнесла:
– Дело в том, что уже довольно поздно. Мне кажется, нам пора поблагодарить мистера Эсси за чудесный вечер.
– Что ж, домой так домой, – сказал Ричард и, подозвав к себе слугу, велел подавать карету.
– А я-то думал, что первым о возвращении заговорю именно я. Надеюсь, ты помнишь, что мне хотелось остаться с тобой дома? – произнес Ричард, когда они ехали в карете в Блайт-Холл. – Но что все-таки случилось? Быть может, я снова расстроил тебя своим поведением?
– Ничего подобного.
– Неужели тебя вконец защекотали локоны? – тихонько спросил Ричард, придвигаясь к Элиссе и протягивая руку, чтобы отвести завитки с ее щеки.
От его прикосновения у нее перехватило дыхание, и она вздрогнула от сдерживаемого желания. В эту минуту ей как никогда стало ясно, что напитанные ядом слова Антонии были вызваны вспышкой необузданной ревности и реальной основы под собой не имели.
– Нет, не защекотали…
Быть может, настало время сообщить ему о том, что она беременна?
Такой возможности ей не представилось, поскольку Ричард заключил ее в объятия и запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Элисса ответила ему не менее жарким поцелуем, и желание близости с ним, которое волновало ее весь вечер, усилилось.
Ей захотелось дотронуться до его обнаженного тела, и она, едва не задохнувшись от желания, принялась расстегивать на нем рубашку, путаясь в его кружевном жабо. Ричард же стал распутывать завязки на ее корсаже. Пока его рот терзал ее губы, рука скользнула в вырез платья и коснулась трепещущей груди, которая, после того как он распустил шнуровку на корсаже, получила относительную свободу.
Обхватив ее грудь, он стал сжимать пальцами ее затвердевший от возбуждения сосок. Ричард всем телом придавил Элиссу к спинке сиденья, но это была приятная тяжесть, которая позволяла ей чувствовать близость мужа и лишь увеличивала охватившее ее возбуждение. При этом мерное покачивание экипажа сообщало их прижавшимся друг к другу телам определенный ритм, который наводил на мысль о неизбежности соития.
Она почувствовала, как Ричард, приподняв ее юбки, кладет руку на ее ногу.
– Сейчас? – задыхаясь от волнения, произнесла она.
– Нет еще, надо тебя подготовить, – ответил он хриплым, прерывистым шепотом.
Вдруг его рука накрыла бутон ее чувственности. Он ласкал ее пальцами, и Элиссе ничего не оставалось, как отдаться всем своим существом небывалому наслаждению…
В тот самый момент, когда карета остановилась во внутреннем дворике Блайт-Холла, она вскрикнула…
– Приехали, – прошептал Ричард, убирая руку и оправляя на Элиссе юбки.
Непослушными пальцами она принялась завязывать тесемки на корсаже, Ричард привел в порядок свою рубашку и жабо, вышел из кареты и предложил ей руку. Ступив на землю, она ощутила такое сильное головокружение, что покачнулась на ослабевших вдруг ногах и, чтобы не упасть, была вынуждена прижаться всем телом к мужу.
Кучер и стоявший у ворот конюшни грум обменялись многозначительными взглядами.
– У леди Доверкорт закружилась голова, – сказал чистую правду Ричард, обращаясь к слугам.
Взяв свою жену, ставшую вдруг податливой, как воск, на руки, он понес ее к дому.
Элисса, обвив его шею руками, прошептала:
– Подумают еще, что я напилась…
– Предпочитаешь, чтобы они узнали о том, чем мы занимались в карете?
– Нет уж, пусть думают, что я выпила лишку, – сказала она, когда Ричард внес ее в дом. – Наверняка, по их мнению, это не такой большой грех, как сластолюбие. Но ты, кстати, уже можешь поставить меня на ноги: головокружение у меня прошло.
– Я очень тороплюсь, – ответил Ричард, взбегая с ней на руках по лестнице.
– Надеюсь, я не слишком тяжелая?
– Ты легка, как гусиное перышко.
– Никакое я не перышко, ты преувеличиваешь.
– Ты что же, сомневаешься в моих силах?
– Нет.
– Ну и хорошо.
Ричард, как метеор, промчался по коридору, распахнул ударом ноги дверь и внес свою драгоценную ношу в спальню.
Положив Элиссу на постель, он раздвинул губы в чувственной улыбке и произнес:
– А вот теперь пора. Ты уже достаточно разогрелась в карете.
– Да, – сказала она, отвечая ему такой же, как у него, зовущей улыбкой. – Теперь я готова. Ко всему.
Сидя у себя в кабинете, Элисса клевала носом над конторскими книгами.
«Все-таки мне необходимо больше отдыхать, – сказала она себе, протирая глаза. – В противном случае ни на какую полезную деятельность у меня просто-напросто не хватит сил».
Увы, для того чтобы обрести желанный отдых, ей придется выгнать Ричарда в другую комнату, а такое решение ее не очень устраивало – не говоря уже о Ричарде.
Зевнув, она пошарила рукой в ящике стола в поисках бутылочки с чернилами и очиненного гусиного пера. Странное дело, ни того, ни другого там не оказалось, хотя она точно помнила, что не так давно сама прятала письменные принадлежности в стол.
Может, и бумаги тоже нет? Нет, бумага была – правда, лежащая в ящике стопка явно уменьшилась. «Должно быть, – подумала Элисса, – Ричард извел на деловые письма. Надо будет сказать ему, чтобы бережнее относился к письменным принадлежностям: бумага – вещь дорогая».
Вздохнув, она пришла К выводу, что становится чрезмерно забывчивой. Что там перо и чернила! Вчера она так увлеклась любовными играми, что забыла сказать ему о ребенке.
Ничего, она скажет ему о беременности, как только он закончит урок фехтования с Уилом.
Элисса окинула взглядом комнату в надежде отыскать все-таки перо и чернильницу – если их не взял Ричард, они должны были находиться где-нибудь поблизости. Вместо этого она обнаружила на столе запечатанный конверт с письмом, которое. Должно быть, пришло вчера с вечерней почтой, когда они с Ричардом были в гостях у мистера Эсси.
Элисса, распознав на конверте аккуратный почерк мистера Хардинга, адвоката, торопливо вскрыла письмо. Оно гласило:
Дорогая леди Доверкорт!
Надеюсь, вы находитесь в добром здравии и, принимая во внимание печальные обстоятельства, при которых был заключен ваш брак, хотя бы самую малость счастливы.
Элисса хмыкнула. Он написал «самую малость»? Да она в жизни не была еще такой счастливой!
Боюсь, новости, о которых я сообщаю в этом письме, покажутся вам не очень приятными, тем не менее я обязан это сделать, поскольку чту свой долг. Должен поставить вас в известность, что мой клерк мистер Моллипонт оказался замешанным в одном весьма прискорбном деле.