Не было во мне ненависти к тебе – и нет! Во мне была только любовь… Просто я думала, что слишком сильно тебя люблю, даже чрезмерно!
В глазах Ричарда проступило недоумение.
– Удивительное дело – Фос как раз считал, что ты меня боишься…
– Глупости, я не боюсь ни тебя, ни твоих чувств. Фос-то говорил не о тебе, он намекал на мою любовь, на силу моих чувств, которые, как слишком яркое солнце, способны испепелить и того, кого любят, и того, кто любит. Я, не скрою, боялась того, что моя любовь к тебе сделает меня слабой.
– Не бойся этого, о цветок моего сердца! Любовь не сделает тебя слабой – кого угодно, только не тебя. Скорей рассыплется во прах гора, нежели сделаешься слабой ты!
– Возможно, если гора полюбит так, как я, она и правда рассыплется – особенно в том случае, если любовник ее оставит. Ты вот просишь у меня прощения, но я до сих пор не могу понять – за что? Неужели только за то, что ты не хотел раскрывать тайны своих родителей? Не могу тебя за это винить. Я поступила точно так же. Не хотела, чтобы кто-нибудь узнал об Уильяме Лонгберне.
– Я догадался о его… хм… порочных наклонностях, – сказал Ричард, скривив губы в сардонической улыбке. – Видел в павильоне его портрет и вспомнил, что он бывал в гостях у моей матери.
У Элиссы от удивления расширились глаза.
– Значит, он сделался растленным типом давно, еще до того, как мы встретились, – сказала она с печальной улыбкой. – Жаль только, что внешне это никак не проявлялось.
Или, быть может, я просто не умела видеть? В таком случае он обманул не только меня, но и всех в Оустоне, поскольку люди в нашей округе считали его удивительно доброжелательным человеком. На самом же деле он ненавидел людей и ставил их ниже себя. А еще он мог быть очень жестоким – в частной жизни, хочу я сказать. Думаю, что он не любил даже собственного сына, а воспринимал его лишь как наследника и наглядное свидетельство своей способности к деторождению. Жаль, что я с ним встретилась и вышла за него замуж.
Единственное, о чем я не жалею, так это о том, что у меня есть сын.
Ричард вздохнул:
– Увы, люди часто лгут и лицемерят – такова уж, как видно, человеческая природа. Я встречал в театре много хороших актеров, но те актеры, которые разыгрывают свои роли в жизни, могут дать им сто очков вперед.
– Я тоже хороша. Поверила первому встречному проходимцу, который расточал мне комплименты и вел сладкие речи о любви и ожидающем меня якобы счастье в браке.
Ричард взял ее за руки.
– Ты не первая, кто попался на такую уловку, Элисса, и, уверяю тебя, не последняя. Ты вот говорила, что Уильям Лонгберн был жестоким человеком. При мысли о том, что он мог поднять на тебя руку, у меня внутри все начинает кипеть.
– Он не бил меня, но был человеком грубым. Подчас его слова причиняли мне едва ли не физические мучения. И ему так трудно было угодить… Особенно в постели. Однажды, .назвав меня не стоящей даже его мизинца тупой, бесчувственной коровой, он заявил, что начнет обучать меня тайнам любви. Не той любви, о которой пишут поэты, но любви грубой, чувственной и извращенной, когда в соитии участвует разом несколько человек. – Голос Элиссы упал до шепота. – Он намекал даже на занятия любовью с особами одного пола!
– Боже, Элисса, оказывается, тебе тоже приходилось страдать!
Подняв ее лицо за подбородок, он устремил на нее пронизывающий взгляд своих темных глаз.
– Не смущайся. Я человек без предрассудков и хорошо изучил самые темные стороны человеческой натуры. Поверь, я восприму твой рассказ как должно и ни в коем случае не стану тебя осуждать. Он принуждал тебя к участию в оргиях? – тихо спросил Ричард, думая, какую сильнейшую душевную боль пришлось пережить этой чистой женщине.
– Нет. Я сразу заявила ему, что вывалять себя в грязи не позволю и в подобных низких развлечениях участвовать не стану. Он пришел в ярость и сказал, что женился на мне по той только причине, что ему нужен наследник. После этого он поставил меня в известность, что отныне близкие отношения между нами будут подчинены одной только этой цели, и добавил, что радости, которые я не способна ему дать, он будет искать на стороне. – Она вздохнула и склонила голову на грудь Ричарда. – Со временем я свыклась с пренебрежением, которое он мне выказывал, и была даже благодарна ему за то, что свои праздники жизни он справлял вдалеке от Оустона. По крайней мере он не замарал своего имени в глазах соседей.
– Неужели не было сплетен о его… хм… подвигах на стороне?
Элисса отвела со лба Ричарда прядь темных волос.
– Слухи и сплетни есть всегда – тебе ли этого не знать?
– Да уж, это я знаю, как никто. – Ричард обнял ее за талию. – Теперь ты, надеюсь, понимаешь, отчего я стал таким циничным? Я с детских лет никому не доверял – ни единой живой душе! И лишь сейчас во мне что-то изменилось. – Глаза Ричарда заблестели счастливым блеском. – Элисса, клянусь всем, что есть в моей душе святого, я люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю. – Элисса прижалась к нему всем телом и нежно его поцеловала. – Когда ты вернешься домой, мы разрушим тот ужасный павильон до основания. – В глазах ее вдруг проступило сомнение. – Ты ведь вернешься домой, правда?
Блайт рассмеялся счастливым смехом.
– Конечно, вернусь. Мы ведь не можем друг без друга, верно? – Он прищурился и пристально на нее посмотрел. – Мне кажется, существует еще одно обстоятельство, требующее моего присутствия в Блайт-Холле. Хотя бы то, что ты слегка раздалась в талии!
– Ох, Ричард, мне следовало сказать тебе о том, что я жду ребенка, гораздо раньше. Я не говорила только потому, что боялась ошибиться – не хотела тебя разочаровывать.
– Ну и как, я должен испытывать чувство разочарования или же нет?
Ответом ему была ее счастливая улыбка.
– Элисса, теперь я самый счастливый человек в Англии!
– Который женат на счастливейшей из женщин.
– Когда родится наш ребенок, я сделаю все, чтобы Уил не чувствовал себя обделенным вниманием, каким в свое время чувствовал себя я.
– Ты – чудесный человек.
Ричард улыбнулся:
– Только не надо меня захваливать! Похвалы – как старое вино: ударяют в голову и человек от них может возгордиться и потерять способность реально воспринимать мир.
Лучше разбавлять их критическими замечаниями.
– Что ж, буду иметь это в виду, – сказала она, не сводя с него глаз.
– Ты как-то слишком уж быстро с этим согласилась, – заметил Ричард.
– Потому что уверена: ты далеко не всегда будешь поступать так, как мне бы того хотелось.
Ричард рассмеялся:
– Ты видишь меня насквозь. Как и тебе, мне хотелось бы поскорее вернуться в Блайт-Холл, но с этим придется повременить. Мне необходимо задержаться на пару дней в Лондоне. Сегодня вечером на сцене театра ставят мою новую пьесу и мне, в зависимости от того, как пьесу примет публика, придется сделать по ходу действия кое-какие поправки.
– Ты написал новую пьесу? Но когда ты только успел?
Прошло очень мало времени с тех пор, как ты уехал из Блайт-Холла.
Ричард хитро улыбнулся:
– Помнишь, я по ночам уходил из спальни? Ты еще думала, что я встречаюсь в это время с женщинами в павильоне.
– Если я так думала, то была не права!
– Сразу тебе скажу: утверждая, что меня мучит бессонница, я в каком-то смысле лукавил и прошу меня за это извинить. Дело в том, что по ночам я писал пьесу.
Элисса нахмурилась:
– Я полагала, что ты писал только ради заработка и с тех пор, как поселился в Блайт-Холле, и думать об этом забыл…
– Я тоже так думал – первые два дня в деревне, но потом понял, что это сильнее меня. В писательском творчестве есть какая-то магия, и эта страсть, завладев тобой, больше от себя не отпускает. – Ричард с задумчивым видом на нее посмотрел. – Видишь ли, сочинительство позволяет мне воздействовать на людские души и заставлять людей поступать так, как хочется мне.