Над этим вопросом я размышляю уже много веков и все еще не приблизился к ответу.
— Завтрак? Ты превратишь дом моих предков в обычную ночлежку? — я гримасничаю, желая, чтобы он оставил меня в покое. Я потираю голову, с каждой секундой раздражаясь все больше, когда жесткие белые пряди проскальзывают сквозь пальцы. Как долго я здесь сижу?
— Финансовый консультант говорит, что лучший способ получить доход — это причесать активы6, — продолжает он, и я в ужасе моргаю, впитывая каждое страшное слово.
Совершенно очевидно, что происходит с его психикой. Каждый раз, когда Дойл вторгается в мое уединение со своими идеями, становится ясно, что его разум был осквернен и испорчен людьми. Годы общения повлияли на моего протеже и сделали его все больше похожим на одного из них. Безмозглым.
— Причесать? Что за нелепое слово.
— Ты так и будешь повторять все, что я говорю, как имбецил? — он в отчаянии вскидывает руки, как будто я сделал что-то неправильное. Я.
Триста лет, а он так ничему и не научился.
— Это значит сделать замок шикарным. Знаешь, приукрасить его. Навести порядок, чтобы люди захотели здесь остаться. Судя по всему, мы могли бы сдавать комнату за несколько тысяч фунтов за ночь, если бы вложили совсем немного средств.
Взгляд скользит по обветренным каменным стенам моей тускло освещенной спальни. Затем по богато украшенному деревянному шкафу ручной резьбы, успокаивающему камину и старыми расшитыми занавескам, что висят здесь уже несколько десятилетий. Внезапно я начинаю бояться, что спальня будет покрыта нелепыми обоями и дешевыми простынями с запахом дешевого стирального порошка.
— Шикарно? — я поворачиваю голову обратно к нему, мои глаза расширяются в тревоге. — Когда мы наняли финансового консультанта? Кто он?
Дойл тяжело вздыхает, потирая рукой загорелое лицо.
— Человек.
— Я так и знал. Что, черт побери, должно означать «приукрасить»? Это замок, а не дешевая проститутка, которую можно подрумянить. Я вынужден почтительно отказаться.
— Можешь неуважительно отказаться, если хочешь, но это ничего не изменит, — расстегнув двубортный костюм, напыщенный ублюдок закатывает глаза и направляется к буфету, чтобы налить бокал бренди. — Он очень хорош в своем деле, и я ему доверяю. В любом случае, замку не помешает ремонт. Электричество не всегда работает, и даже нет нормальной сантехники. Это значит обновить все. Придать красивый вид. Возможно, вернуть замку былую славу. Рабочие уже в пути.
— Это просто унизительно, — хмыкнул я. — И где ты взял этот костюм? Выглядишь как гребаный павлин.
Он поправляет показушный галстук.
— Фрэнк сшил его для меня, и хватит менять тему. Это важно.
Важно для человека, который одевается как павлин.
— Интересно, сколько в наши дни платят наемникам?
Дойл качает головой, испуская вздох раздражения и сжимая переносицу.
— Позволь мне быть с тобой откровенным, дедуля. Ты не ссышь, не ешь, не спишь и даже не моешься, судя по запаху. Ты в шаге от неглубокой могилы, но не можешь умереть. Разве ты не видишь, в чем проблема?
Я выпрямляюсь, когда его слова проникают сквозь толстые стенки моего черепа и позвоночник встает на место. Я смотрю на него, потому что это единственное, на что я способен.
— Должен заметить, что я купался всего-лишь на прошлой неделе.
— Падение в пруд не считается, — говорит он раздражающим, певучим голосом, от которого мне хочется вытолкнуть его в окно. — Мы не нанимаем чертовых наемников. Посмотри на себя, Влад, ты похож на хранителя склепа.
Небольшое количество крови, оставшееся в моих венах, закипает.
— Как ты смеешь!
Я поднимаюсь с мягкого кресла, руки трясутся, когда я встаю во весь рост. Я возвышаюсь над Дойлом примерно на три секунды, прежде чем ноги подкашиваются, и я стремительно падаю на пол.
Дойл хихикает, и если бы я мог сдвинуться хоть на дюйм, я бы уничтожил его. Но он прав. Мое тело сильно истощено, и за последнее столетие я постарел на тысячелетие. И все же я не могу заставить себя беспокоиться. Я останусь в этом замке, пока он не превратится в пепел или не станет призрачно-розовым и полным гламура.
Я самый могущественный вампир на свете, и в свои почти шестьсот лет я позволяю превратить дом своих предков в отель. Это презренно, отвратительно и вообще ужасно.
Со вздохом я опускаюсь на пыльный зеленый ковер, и глаза сами собой закрываются.