— Ммм? — спрашиваю я, не в силах подобрать слова.
Я сглатываю, когда его взгляд сужается, а выражение лица становится жестким, словно в ярости.
— Надень что-нибудь, пока я тебя, блядь, не съел.
Тепло разливается у меня внутри от таких слов, и я прикусываю губу. Он целует меня в нос, и я откидываюсь назад, ошеломленная. Рот открыт, на щеках вспыхнул румянец, как у идиотки, когда я смотрю, как он идет к двери и поворачивается, подмигивая на выходе. Боже мой. Я в опасности.
— А что там с объятиями? — кричу я. — Возможно, мне уже лучше.
Я слышу его смешок из коридора и улыбаюсь, прикусив губу.
Лучший отпуск в жизни.
Глава 14
ВЛАД
— Я не могу в это поверить, — говорит Дойл, расхаживая по ковру кабинета, как будто он встревоженный родитель, а я — подросток, нуждающийся в нравоучениях.
Я оглядываю комнату, взгляд останавливается на мебели из темного ореха, большая часть которой — антиквариат, если, конечно, это кого-то волнует.
Даже кресло передо мной — средневековое. Резьба по дереву и инкрустация металлом делают его одним из моих любимых.
— Вчера вечером нам нужно было кое-что обсудить, но ты предпочел развлекаться с Обри.
Дойл со своими постоянными причитаниями становится занозой в заднице и раздражает все больше. Он остановил меня, когда я собирался забрать продукты из кладовой, настаивая на том, что нам нужно кое-что обсудить, и теперь я хочу, чтобы он поскорее покончил с этим. Обри, должно быть, злится из-за того, что я не давал ей покоя большую часть ночи, и Дойл мешает мне вернуться к ней, чтобы продолжить уход. Хотя Дойл действительно выглядит более взволнованным, чем обычно.
Он подходит к арочному окну и отдергивает занавеску, отчего луч солнечного света попадает мне на предплечье, и я с упреком шиплю.
— Прекрати, мудак. Это больно.
— Так тебе и надо, придурок, — надменно говорит он, скрещивая руки на груди, которая, кажется, выросла за ночь.
— Ради всего святого, я еще не намазался солнцезащитным кремом, — ворчу я, помахивая рукой, пока она заживает. — И почему ты выглядишь так, будто вот-вот порвешь рубашку?
— Извини, — бормочет он в ответ, уменьшаясь до нормального размера и продолжая вышагивать как тигр в клетке. Как странно.
Я выгибаю бровь, глядя на него, прежде чем усесться в кресло. Исходящее волнами раздражение и враждебность забавляют. Должно быть, все дело в женщине. О, как все изменилось, старый друг.
— То, что мне нужно было сделать с Обри, было гораздо приятнее, чем то, что нам нужно обсудить, уверяю тебя, — говорю я ему. И скажу снова, если он оставит меня в покое.
— Будь серьезнее, Влад, — говорит он с беспокойством на лице, и его рот сжимается в жесткую, тонкую линию, так непохожую на обычный приветливый оскал.
Я машу рукой взад-вперед перед носом.
— Кто ты такой, и что ты сделал с Дойлом?
Волчьи клыки, слишком большие для его рта, вытягиваются вниз, глаза начинают светиться ярко-желтым, а на висках и щеках разрастается шерсть. Его лицо становится диким от ярости.
— Это важно, и если ты не сможешь выслушать меня в течение пяти минут, что ж, я думаю, ты получишь по заслугам.
— Что, черт возьми, это должно означать?
Дойл громко вздыхает, и я наблюдаю, как гнев проходит, оставляя лишь усталость и беспокойство.
— Это значит, что к нам едут новые гости, и тебе нужно держать себя в руках рядом с ней.
Мое тело напрягается, и я теряю спокойствие, которое нахлынуло на меня прошлой ночью. Он смеет делать мне замечание?
— Держать себя в руках или что?
Он стискивает зубы, и его ноздри раздуваются.
— Пожалуйста, Дойл, скажи мне. Держать себя в руках или что, блядь? Я нашел тебя в канаве, в лондонской дыре триста лет назад. Ты был неуправляемым и потерянным, а теперь у тебя хватает наглости говорить мне, чтобы я держал себя в руках?
Прошло так много времени с тех пор, как у кого-то хватило смелости задавать мне вопросы, и то, что он вообще осмелился это сделать, заставляет меня вздрагивать от желания поставить его на место.
Кровь бурлит в венах, и я понимаю, что в какой-то момент выпустил клыки. Воздух сгущается от тишины и напряжения.
— Ты забываешься, — холодно бормочу я.
Он качает головой.
— Нет, Влад, я всего лишь пытаюсь делать то, что делал всегда — защищаю тебя.
— Мне не нужна твоя блядская защита. Наша дружба много значит для меня, но не забывай, с кем ты разговариваешь. Я не терял контроля над собой уже полвека и не собираюсь терять в ближайшее время.