— Дмитрий, ты цел? — спросил я.
— Я то цел, а тебя не зацепило? Возьми бы фашист пониже, и мы были уже покойниками или тяжело ранеными, — отозвался он.
Перебежали дорогу. Побежали, что было сил по «полевке». опасаясь возможной погони. Наверно с километр пробежали, и вот незадача: Швецов упал от сильной боли в раненой еще не полностью зажившей, ноге. Сошли с дороги в неубранное ржаное поле. Дмитрий снял сапог, помассировал больную ногу и перевернув портянку сухим концом, обул сапог. Немного отдохнули. Страх отступил, когда убедились, что погони нет.
Когда мы продолжили продвигаться по этой проселочной дороге, уже начало рассветать. Вдруг не так далеко раздалось несколько автоматных очередей и до нас донесся лай собак.
— Поблизости селение, а в нем каратели. Надо свернуть вправо, обойти это село, — оценил обстановку Дмитрий. Мы повернули на восток, пошли по уже промерзшему невспаханному полю. Через полчаса вышли к небольшой березовой посадке. Здесь оказался полевой стан: небольшая хата, служившая полевой кухней, так как в ней была кирпичная печка, над топкой вмазана чугунная плита с двумя круглыми отверстиями, позволяющими одновременно варить еду в двух чугунках или кастрюлях. Собрав около хаты хворост, Дмитрий затопил печку в которой мы испекли картошку, данную нам селянами.
Через двое суток на рассвете, наконец-то вышли на берег Днепра. Увидели, что могучая река уже покрылась блестящим льдом, еще не засыпанным снегом. Как только наступил рассвет стали наблюдать за берегом. В полкилометре увидели одинокую хату на самом берегу, сияющую белизной стен, видимо недавно побеленных мелом. Подошли совсем близко, продолжили наблюдение. Из хаты вышел старик с топором, стал рубить хворост, видимо для того, чтобы затопить печь. Осмелев, мы подошли к хате еще ближе. Старик нас заметил, положил топор и пошел к нам навстречу. Тепло поздоровавшись с нами, он пригласил нас в хату. Его старуха к нашему появлению отнеслась доброжелательно, видимо не первыми мы были их посетителями в эту осень. Она накормила нас горячей толченой картошкой, сдобренной козьим молоком, напоила чаем из листьев смородины и еще каких-то растений.
Дед Петро, как он нам представился, наше появление здесь понял сразу.
— Вам придется ждать еще недели две, пока окрепнет лед. Здесь вы будете в безопасности. Здесь глушь, до ближайшего села на запад верст пятнадцать, а на восток, до Ржищева и все тридцать. По берегу на сорок верст одна наша хата. Был здесь хутор, хат пятнадцать, да сожгли его белогвардейцы в гражданскую, разнюхав, что прячутся в нем почитатели большевиков. Наша хата уцелела, была поодаль и с ненаветренной стороны. С тех пор так и живем здесь со старухой уже два десятка лет, одни-одинешеньки. Рыбачим, кочу имеем, огород возделываем. Летом на лодке, а зимой на лыжах, возим в город рыбу. Продадим, на вырученные деньги привозим муку, крупу, соль и другое необходимое. А вот как теперь будем жить, ума не приложу.
Две недели, проведенные у деда Метро, мы не сидели без дела. Натаскали ему сухого валежника, выброшенного из реки на берег, наготовили из них большую поленницу дров, распилив и расколов их.
Из кустарников и мелколесья, разросшегося кое-где на побережье, мы натаскали на подворье хвороста, помогли деду Петро утеплить на зиму хату.
По вечерам дед Петро давал нам советы, как лучше и безопаснее перебраться на тот берег по льду. Он говорил нам:
— По раннему льду идти во весь рост опасно. Придется переползать реку на брюхе по-пластунски. Вот даю вам пеньковые вожжи. Вы их концы пристегнете к поясным ремням, а лучше обвяжетесь ими. Ползти надо не друг за другом, а так, чтобы постоянно видеть своего товарища, то есть в одну шеренгу. И еще я вам дам по широкой двухметровой доске, что лежат под навесом около хаты, они тоже вам пригодятся: если возникнет опасность сильного прогибания льда, надо лечь на эту доску, а напарник за вожжу должен тянуть другого, помогая выбраться из опасного места. Завтра я вам покажу как надо это делать.
6.
Три ночи подряд мы выходили к определенному дедом Петро месту начала переправы. Пробуя на прочность лед, старик все откладывал наш «старт». На четвертый раз он сказал: «Лед созрел». — Тепло попрощавшись с дедом и его супругой, мы легли на лед, как учил он нас, с интервалом на вытянутые вожжи, по-пластунски поползли по зловеще потрескивающему льду, толкая впереди себя правой рукой карабин, а левой — доску-спасительницу, как назвал ее Дмитрий. Вожжи и доски нас здорово выручали, так как опасность провалиться под еще неокрепший лед, повторялась неоднократно.