- Понял.
Мариана вышла из церкви, так и не поговорив с Иваном. Но она заметила все и догадалась, что этот парень с прямыми волосами, зачесанными назад, с большим открытым лбом и есть возможно сам “профессор”, что он из группы, это было для нее ясно.
“Зачем он приходил? Не случилось ли чего? Может с предупреждением каким, - ломала голову Мариана. - Только вряд ли. Иван дал бы понять…”
- Видела “профессора”? - спросил Иван, явившись вечером на встречу. - Вот это принес.
Мариана прочла: “Суточная пропускная способность вокзала на Кременчуг пятнадцать эшелонов, на Харьков - двадцать”.
С этого дня Василий Лыхварь стал одним из активных агентов. Он со знанием дела давал самые точные донесения.
Постепенно Мариана при помощи Гриценко и “профессора” расширяла сеть своих агентов. К ней стекались сведения из пяти надежных источников. Но по-прежнему “Тополь” чувствовал, что все же где-то в глубине души у хлопцев таится недоверие к нему.
А однажды Иван уже явно заметил резкую перемену в поведении членов группы. В его присутствии они сразу меняли тему разговора, кое-кто начинал похваливать немцев, выражая раскаянье в прошлой деятельности. Иван чувствовал, что все это не настоящее, что эти разговоры неискренни и ведутся для отвода глаз.
“Что могло так их насторожить”, - ломал он голову.
“Тополь” и не подозревал, что поводом к этому послужил такой случай. Однажды Гриценко сопровождал гестаповцев по хатам. Немец разыскивал девушек для очередной отправки в Германию. Как раз в это время слесарь Степан Грибенко возвращался с работы. Увидев Гриценко в такой компании, Степан ахнул:
- Эге, братцы! Вот значит, с какой важной птицей якшается наш командир. Ну погоди же ты, шкура продажная…
На второй день ребята собрались, чтобы обсудить, что делать.
- А что, может продать, как пить дать, - говорил кочегар Гавруша Стецко, ероша свой жесткий чуб. - Раз с гитлеровцами разгуливает, хорошего ожидать от него не приходится.
- Не будем спешить с выводами, - охладил пыл ребят “профессор”. Он любил действовать по пословице “семь раз отмерь - один раз отрежь”.
- Ну нет, профессор. Пока мы будем мерить, как ты говоришь, семь раз, нас успеют десять раз сцапать. За шкирку и на мотузку. Понял? Надо это сделать раньше их, - и Степан, широкоплечий крепыш, сжал свои здоровенные кулачищи.
- Правильно. Нечего с ним панькаться, - зашумели остальные.
Ребята знали только то, что Иван ходил вместе с немцем по хатам. Но им не было известно, что вагоны с девушками отцеплены от эшелона не без участия того же Ивана. Служа в полиции, он не мог отказаться от участия в облаве. Иначе немцы заподозрили бы неладное. Но и объяснить ребятам настоящее положение он тоже пока не мог.
Когда Гриценко явился в условное место, чтобы дать группе новое задание, комсомольцы потребовали объяснения.
- Хватит нас за нос водить. Если ты не заодно с полицией - докажи это. Познакомь нас с настоящим командиром. Мы не знаем, существует ли он. И вообще больше тебе не верим, понял? - сказал Степан. Раз он сказал свое любимое “понял”, значит парень рассердился не на шутку.
Это осложняло дело. Гриценко вынужден был пообещать, что познакомит их с человеком, присланным с “Большой земли”.
- Я понимаю, что не имел права делать это. Но ведь меня подозревают в предательстве. Могут и ухлопать по недоразумению, - рассказывал он потом Мариане. - И они по-своему правы. Я на их месте поступил бы так же. А группа хорошая. Можно большие дела делать. Придется тебе, Мариана, встретиться с комсомольцами… Знаешь, что они обо мне говорят? “Может быть, он выполняет задание гестапо”. - До того мне стало обидно, - голос у Гриценко дрогнул, - что готов морду бить за такие слова…
- Ну, ну, уже и морду бить. Ладно, - ответила Мариана. - Что-нибудь придумаем. Только не горячись. Нервам волю нельзя давать.
Мариана запросила центр, сообщила мотивы и получила санкцию на встречу с подпольщиками. Командование посоветовало ей отрекомендоваться членам группы представителем от партизанского отряда.
НА ПОДПОЛЬНОМ КОМСОМОЛЬСКОМ СОБРАНИИ
В один из воскресных дней Мариана встретилась с “Тополем” в церкви. Это была экстренная запасная встреча. Они стояли рядом, усердно молились, а в момент, когда все опустились на колени, кладя поклоны, Гриценко незаметно вложил в ее руку записку.
Дождавшись конца службы, Мариана поспешила домой. Не без волнения развернула записку: “Вечером комсомольское собрание. Созвано в срочном порядке, чтобы предотвратить распад группы. Ребята требуют объясниться начистоту. Прошу сделать все возможное, чтобы рассеять подозрение. “Тополь”.
Предстояло комсомольское собрание - первое здесь за время оккупации.
Мариана решила срочно связаться с центром. Пришлось выходить на запасную волну. Не разрушать же созданное с таким трудом. Люди хорошие, уже втянулись в работу, а район большой, тяжелый, насыщенный военными объектами большой важности…
“Ти- та-ти-та-та-та” -полетели в эфир условные позывные. Мариана передала радиограмму и попросила радиста с “Большой земли” ускорить ответ.
Прошло несколько напряженных минут, и в наушниках послышались знакомые точки и тире. Мариана быстро расшифровала коротенькую радиограмму.
…“Разрешаю. Вы - представитель от партизан. Соблюдайте строгую конспирацию. Передайте комсомольцам благодарность Родины”.
Расходуя драгоценное питание, радистка послушала передачу о положении на фронте, записала кое-какие цифры.
Вечером “Тополь” встретил ее в условленном месте и проводил в подвал, где собрались комсомольцы. Ребята расположились кто где мог - на камне, на кадках. Увидя, что Гриценко пришел не один, они с любопытством уставились на Мариану.
- Вот так здорово, - раздался чей-то насмешливый голос, - ожидали увидеть командира, а он дивчину привел.
- Ясное дело, - поддержал его другой, - я ж говорил вам, что Ванька сам придумал всю эту историю с Москвой.
- Перестаньте болтать, - сердито оборвала их светловолосая девушка, сидевшая впереди. - Давайте лучше выставим часовых.
- Будем дежурить по очереди, - предложил Гриценко.
Мариана глянула вглубь подвала, откуда раздавались грубоватые реплики. Потом перевела глаза на девушку. Молодая, круглолицая, она строго наблюдала за всеми. Мариана почувствовала сестринскую гордость за нее, за всех советских женщин, что встали рядом с мужчинами на борьбу с врагом.
- Да вы сидайте, - пригласила девушка. - В ногах правды нет.
Мариана благодарно улыбнулась ей и присела на перевернутую кадку.
- Ну, хлопцы, - начал Гриценко, - вы требовали познакомить вас с командиром. Так вот прошу, как говорится, любить и жаловать, - он повернулся к Мариане. - Сейчас вам объяснят, что к чему.
Прежде всего, разведчица прочитала вслух телеграмму, в которой командование благодарило комсомольцев за работу. Потом рассказала об обстановке на фронте, ознакомила с планом работы на будущее.
- А теперь, Ваня, расскажи, какой ты “полицай”, - закончила она.
Гриценко объяснил комсомольцам, для какой цели он служит в полиции. Все слушали внимательно, стараясь не проронить ни слова.
Когда Иван закончил свой рассказ, ребята заговорили, перебивая друг друга:
- Вот так номер, - весело воскликнул Панас Стратийчук. - Здорово, ей-богу!
- Так какого ты дьявола молчал? Чуть в грех не ввел нас, - горячился Сергей Хоменко.
Лед недоверия таял на глазах.
- Ты, Иван, не будь в обиде на нас за то, что нехорошо подумали о тебе. Сам знаешь, время такое, что надо смотреть в оба, - сказал Степан.
- Не маленький, сам понимает, - поддержал Петр Волошин, коренастый парень, сидевший прямо на полу около большой кадки.
- Мы согласны воевать против немцев, - сказал Панас, - но я лично желал бы знать, кто нами командует… Вы, что ли?
- Слышите, ребята, он согласен? - вмешался в разговор до сих пор молчавший “профессор”, и все звонко рассмеялись.