“Испытывает фашист, да только ни черта он о нас не знает”, - решила Мариана и обратилась к гестаповцу.
- Пан офицер! Вот крест, если мы хоть в малейшем провинились перед фюрером. Случай, слепой случай привел нас сюда. Если бы мы знали… Мы разыскиваем родителей. Понятия не имеем, где фронт и вот попали в такую историю…
- Мы ни в чем не виноваты, пан начальник, - поддержал Мариану Толя-Янек. - Мы цивильные люди, и ваши предложения нас просто пугают.
- Я вам сказал: или-или. Через три дня дадите ответ.
- Пан начальник! - взмолился Анатолий, - разрешите мне- быть вместе с женой.
- Хорошо. Даю вам три дня на размышление. - Начальник нажал кнопку. Вошел солдат.
- Приготовьте камеру номер три для двоих и отправьте обоих туда, - приказал начальник.
В камере стоял широкий топчан, покрытый старым потертым одеялом. Дежурный принес две тарелки гречневой каши с маслом.
- Кушайте, пожалуйста, кушайте, иначе у вас будут неприятности, - просил солдат. - Это был старый знакомый Марианы, что говорил с ней утром.
Когда часовой удалился, Анатолий взял тарелку и протянул Мариане.
- Кушай. Нам нужны силы.
- Как быть? Что предпринять? Бежать? - шепнула Мариана в самое ухо Толе.
- Бежать безусловно, но как? - написал он пальцем по полу.
Они молча прикидывали разные варианты. Ночью дежуривший солдат тихонько открыл дверь и шепотом сказал:
- Я сменяюсь. На дежурство заступает другой. Ярый нацист. Будьте осторожны.
Анатолий коснулся руки Марианы.
- Что это значит?
- Наверное, антифашист, - тихо сказала Мариана. Так прошла ночь. Для разведчиков она отличалась от остальных тем, что их никуда не вызывали, никто не кричал на них, не избивал.
Утром снова принесли еду из офицерской столовой. Новый конвоир вел себя, как автомат. Он поставил мисочки на полу возле дверей и, не сказав ни слова, захлопнул дверь. На этот раз Анатолий настоял, чтобы Мариана поела.
- Этим ничего не докажешь, только себя уморишь, - говорил он и вылавливал для Марианы из своей миски кусочки мяса. Мариану до слез тронула эта чуткость. Но она тут же возвращала все обратно, уговаривая его:
- Ты мужчина, тебе больше нужно. Женщина выносливее.
За завтраком последовал обед, затем ужин. Немцы, видимо, надеялись сломить их волю, склонить на свою сторону и решили изменить тактику.
На второй день после обеда на дежурство заступил прежний часовой. Он сразу открыл дверь и осведомился:
- Как здоровье, пани?
- Благодарю. А как погода? - в свою очередь спросила Мариана.
- Погода хорошая. Уже сюда доносится канонада. Видимо, близок конец. До свиданья, Панове, дай вам бог дожить до светлого дня.
Он тихонько закрыл дверь и стал ходить взад-вперед.
- Возможно, это наше спасение, - шепнул Анатолий Мариане. - А может, ловушка?
- Нет, парень, видно, честный, хоть и немец. Но боюсь, что он не решится помочь нам.
Речь шла о побеге. Молодой немец, часовой, был здесь единственным, кто обращался с заключенными, как с людьми, и они решили просить его о помощи. Анатолий подошел к дверям, тихо постучался. Дверь открылась. Часовой стоял спиной к дверям, заслоняя ее собой, и сказал тихо:
Говорите.
- Вы друг? - шепнул Анатолий по-немецки. - Как нам быть? Могут ведь убить, прежде, чем дождемся избавления…
- Ждать. Уже недолго. Кушайте, - отрывисто проговорил часовой.
- Понял, - ответил Анатолий и закрыл дверь.
В следующую ночь заключенные и не думали о сне. Слова часового “ждать”, “уже недолго” звучали надеждой и гнали сон.
Время тянется очень медленно. В камере темно и сыро. По стенам и полу ползают мокрицы, с шумом пробегают крысы. Мариане становится жутко.
- Словно в гробу, - с тоской шепчет она, поджав под себя ноги. Казалось, ночи не будет конца. Мариана так сидя и уснула. Проснувшись, она увидела Анатолия по-прежнему у глазка. Он так и не прилег ни на минуту.
- Я долго спала? - спросила Мариана, желая нарушить мертвую тишину.
- Часа три, - ответил Анатолий, подошел и погладил ее по голове.
- Ты поспи немного, - сказала Мариана, подкладывая ему под голову единственный свой жакетик. Через мгновенье он уже спал. Дверь приоткрылась, часовой протянул мисочки.
- Ешьте, пожалуйста, обязательно ешьте. Потерпите, - говорит он и исчезает.
Мариана берет мисочки, вылавливает ложкой крупу и перекладывает в миску Анатолия.
“Мужской организм быстрее слабеет”, - думает он? и ставит миски на топчан. Ей жалко будить Анатолия. Кто знает, может, это последний спокойный день.
Но Анатолий неожиданно открывает глаза:
- Вот так. Кушай, - он берет миску с супом погуще и протягивает Мариане.
- Нет, это для тебя.
- Я все видел, - смеется Анатолий. После обеда их выводят.
- К начальнику, - говорит часовой.
Они переступают порог кабинета и останавливаются у дверей.
- Ну, что, подумали? - спрашивает гестаповец. Его губы кривятся в улыбке, отчего все лицо становится еще более противным.
Мариана смотрит на него и думает: “Такой не пожалеет”. Заключенные молчат. Жандарм понимает это молчание по-своему и дает команду стоящему у дверей часовому:
- Уведите. Пусть думают. Предупреждаю, - обращается он к заключенным, - это последние сутки.
Снова та же камера. Последние сутки… А что дальше?
Опять ночь. Днем они оба поспали немного, и теперь легче коротать время, ибо спать ночью невозможно.
Но вот после полуночи разведчики услышали за окном крики, выстрелы:
- Партизаны!
Они бросились к окну. Стрельба усилилась, потом вдруг стало светло, как днем.
- Пожар!
Через несколько минут распахнулась дверь.
- Пани! Пани! - закричал их приятель-часовой. - Пришли партизаны, убегайте быстрее и больше не попадайтесь. - Он сам стал пробираться по темному коридору. Но в это время на лестнице появились трое с автоматами. Они быстро обезоружили дежурного.
- Арестованные есть? - спросил басом кто-то, и Мариана поняла: партизан.
- Есть, есть, - ответил немец. - Пан и паненка.
- А ты, проклятый, что здесь делаешь? - закричал кто-то на немца, прижимая его автоматом к стене.
- Пани, возьмите меня с собой, - взмолился немец, - я не фашист.
- Если можно, возьмите его, - попросила девушка. - Он, кажется, хороший человек.
- Давай, сгодится, - сказал другой на украинском языке. - Бывает и меж сволочей порядна людына.
Грузовая немецкая машина, крытая зеленым брезентом, мчалась на последней скорости. К утру Мариана и Анатолий уже находились в партизанском лагере.
- Ну як, пани, дела? - спросил усатый пожилой украинец, улыбаясь. - Испробовали немецких щей? - А затем уже серьезно спросил:
- Били сильно?
- Порядком, - ответил Анатолий.
- Гады. Бесятся от злости, - сказал усатый партизан. - А ну-ка, хлопцы, покормите гостей, да дайте по стопочке для дезинфекции.
В тот же миг подбежал молодой парень и скороговоркой пригласил:
- Просим на кухню.
- Да сюда принеси, - скомандовал усатый. - Ишь ты, до кухни. Это гости, да еще яки дороги гости, а вин до кухни.
Мариана улыбнулась шутке гостеприимного усача, а он, заметив это, обрадовался:
- Ось так краще, а то и смиятысь разучились, - сказал он.
Мариана поняла, что это был один из партизанских командиров. Он хотел вывести ее из оцепенения и добился своего.
- Раз улыбнулась, значит все в порядке, - сказал он уже серьезно и пригласил: - Сидайте, друзи. За вашу счастливу звезду!…
Он опрокинул стакан и посмотрел на Анатолия.
- А вы?
- Нам нельзя. Мы изголодались, и это может плохо кончиться.
- О-о, рассуждав як ликарь, - засмеялся кто-то.
- А я и есть врач, - ответил Анатолий.
Мариана не участвовала в разговоре. Она оглядывалась по сторонам. Это не ускользнуло от усача.
- Что вы так озираетесь? Не доверяете, может?