от волнения.
— Что ты делал до сих пор для партии, можешь не
рассказывать. Мне как секретарю ячейки это хорошо известно,—
сказал Ахмед-уста.— Есть еще вопросы, предложения?
— На верфи много молодежи, среди них есть горячие
ребята. Надо товарищу заняться ими,- заметил «лодочник».
Другой сказал, что ему все ясно.
— Если всем все ясно, то тогда я спрашиваю тебя,
товарищ, — сказал мастер Ахмед-уста, глядя мне прямо в глаза, —
клянешься ли ты, что никогда не сойдешь с боевого пути,
указанного великим Лениным?
— Клянусь всю жизнь не сходить с боевого пути,
указанного нашим великим Лениным. Честью рабочего клянусь!
— Я предлагаю принять товарища Устюнгеля в
Коммунистическую партию Турции,— сказал человек у руля.
Три мозолистые руки поднялись разом. Потом все по
очереди поздравили меня, пожали мне руку.
В тот день мне исполнилось 20 лет. Этот день — день моего
второго рождения.
Я сел за весла. Вполголоса мы запели «Интернационал».
Вода плескалась о борта. На душе у меня светло. Сердце
летит, как на крыльях.
ВЫБИРАЙ, ЧТО ХОЧЕШЬ!..
Как радостно после долгих лет заключения снова окунуться
в работу, в борьбу, видеть вокруг знакомые с детства места,
быть среди людей! Стамбул недаром растравил мне сердце.
Его рабочие кварталы с их борьбой, горем," надеждой и
воодушевлением оживили в моей памяти давно прошедшие дни.
Свобода...
Но свобода моя была недолгой.
В это время бастовали табачники и текстильщики Стамбула.
В районах Ортакей, Ахыркапы, Балат у ворот фабрик и
складов происходили стычки забастовщиков с полицией. Когда
тысячи бастующих рабочих собрались перед полицейскими
казармами в Джибали, полицейские бежали в нижнем белье.
Вилайетский комитет компартии выпустил специальное
воззвание к народу с призывом оказывать помощь бастующим.
Люди откликнулись на этот призыв.
Приближалось Первое мая. Усилились массовые аресты.
Полиция тщательно вылавливала коммунистов. В рабочих
кварталах шли повальные обыски. С фабрик и заводов
рабочих пачками увозили под конвоем жандармов в полицейские
участки, в управление безопасности.
Как-то под вечер в узеньком переулке одного из рабочих
кварталов Стамбула попал и я в облаву.
Полицейские сразу же доставили меня в управление
безопасности. Лишь только я переступил порог, как сразу же
остался в чем мать родила. С меня стащили одежду и унесли
ее. Когда потом ее возвратили, поясной ремень, галстук,
запонки отсутствовали. Все швы на костюме были вспороты,
подкладка оторвана, стельки в башмаках содраны. В дни
массовых облав управление безопасности похоже одновременно
на воровской притон, на бойню и на сумасшедший дом.
Меня вталкивают в одну из комнат. Первое, что я слышу:
- Здесь закона нет, понятно?
Показывая на резиновые плетки, палки, набор щипцов,
пинцетов и карабин, охранник изрекает:
- Смотри! Вот тебе конституция, вот тебе статьи законов,
вот тебе свобода, вот тебе демократия. Выбирай, что хочешь!..
На допросах и пытках коммунистов нередко присутствуют
губернатор и прокурор. Жестокость и садизм этих
человекоподобных отвратительны. Они наслаждаются страданиями
истязуемых, смеются, ругаются, отпускают циничные
шутки:
— Вот вам турецкая демократия!..
На этот раз нас судят по статье, требующей смертной
казни. Но «ввиду того, что подсудимые не применяли насилия и
оружия,— говорится в приговоре,— смертная казнь заменяется
каторгой».
Не только в охранке и жандармерии, но и в судах закона
нет. Как истуканы, сидят перед нами старые султанские судьи
в черных мантиях — теперь они ц.епные псы капитала. Мы
стоим с высоко поднятой головой. Позади — полицейские с
пистолетами в руках. По два жандарма с обеих сторон.
Читают приговор:
«Отклонив утверждения подсудимых о различного рода
пытках, которым их якобы подвергали в полиции... несмотря
на то, что большинство обвиняемых как в полиции, так и во
время следствия и в судебных заседаниях отрицало
предъявленные им обвинения, суд, заслушав распространявшиеся
обвиняемыми прокламации и подпольные газеты, убежденный
своей совестью в принадлежности обвиняемых к незаконной
Коммунистической партии Турции, за попытку свержения
существующего строя приговаривает...» Следуют, сроки ссылки
и каторги.
Нас осуждают на каторгу за то, что мы проводили собрания
рабочих, за то, что мы писали о страданиях и требованиях
народа, за то, что мы создали организацию, которая защищает
интересы не только рабочего класса, но и всей нации.
В процессуальном кодексе есть статья, по которой
подсудимый после вынесения приговора может его обжаловать в
Верховный суд в течение недели. Раньше этого срока
Верховный суд не может утверждать приговора. Так это выглядит на
бумаге...
На третий день прокуратура сообщила нам, что приговор
утвержден.
На четвертый день нас подняли на рассвете, выстроили в
коридоре тюрьмы, сковали по двое наручниками и под конвоем
жандармов отправили по этапу за 1 300 километров в далекую
средневековую крепость.
Тогда председателем Верховного суда был фашист Халил
Озоюрюк. Тот самый, который в 1950 году получил портфель
министра юстиции. Выступая в меджлисе, он громогласно
заявляет: «В Турции суды и судьи независимы!»
Да, независимы — от справедливости, от воли народа...
ЗА НИМИ СТОИТ АМЕРИКА...
Реакционные правители Турции в течение долгих лет
держат многие районы страны на осадном положении. Турция
разделена ими на три военные зоны с тремя специальными
военными трибуналами. Эти трибуналы судят коммунистов,
сторонников мира, всех честных патриотов. Военный трибунал
Анкарского гарнизона не так давно, не задумываясь,
присудил членов турецкого Общества сторонников мира к 15 годам
тюрьмы за то, что они от имени народа протестовали против
отправки турецких солдат в Корею. Этих беззаветных героев
заковали в кандалы за то, что они писали в
распространявшихся ими листовках: «Путь к миру — это путь борьбы за
национальную независимость нашего народа».
Полиция громит типографии прогрессивных журналов.
Закрыта газета «Барыш» («Мир»). Фашистские подонки рвут
в клочки каждую бумажку, на которой нарисован белый
голубь.
В глазах народа неугасимая печаль, горестный гнев.
Невесты льют слезы, провожая своего Мемиша, своего Мехмеда
умирать на другой конец света.
Кемалисты то и дело кричат фальшивыми голосами: «Мир
в стране!»,— а на деле усиливают беспощадный террор против
всего честного и передового.
В Стамбуле сыщики, полицейские долго охотились за двумя
девушками. Одна из них — работница, другая — студентка. Они
распространяли воззвания «Общества сторонников мира».
Средь бела дня на людной улице Махмуд-паша одну из них
схватили полицейские и бросили в американский «джип».
— Моего брата погнали на смерть в Корею! — громко, из
последних сил крикнула студентка Лейла.— Матери и отцы!
Не отдавайте ваших сыновей американским торговцам
смертью!
Улица загудела. «Джип» на бешеной скорости вырвался из
толпы. Вслед ему народ посылал проклятья по адресу
американизированной полиции.