— Довольно, — сказал с веранды Джим Кларк. Сказал негромко, но его услышали все. — Уймитесь.
Вежливая тишина продлилась недолго, кто-то сказал:
— Где скелет гремит костями — там твоя кровать. — И снова загрохотал смех.
— Послушайте, — Джим Кларк заговорил громче. — Послушайте меня. Умер Джулиан Блеквуд.
Все наконец замолчали. Потом из толпы, окружавшей нас, раздался голос Чарльза Блеквуда:
— Она его убила?
И они отошли, медленно отхлынули от нас. Мы стояли теперь в середине большого круга, и Констанция с шалью дяди Джулиана на лице была видна со всех сторон.
— Она его убила? — снова спросил Чарльз Блеквуд.
— Нет, — отозвался доктор с порога дома. — Он умер, как я и предполагал. Он долго ждал своего часа.
— Идите с Богом, — сказал Джим Кларк. Он брал людей за плечи, подталкивая в спины, разворачивал к машинам и к аллее.
— Расходитесь, да поживее, — говорил он. — Покойник в доме.
Стало тихо, хотя множество людей шли по траве к аллее; я услышала голос Хелен Кларк:
— Бедный Джулиан.
Я осторожно шагнула — ближе к темноте — и потянула Констанцию за собой.
— Сердце отказало, — говорил доктор на веранде.
Я сделала еще шаг. На нас никто не смотрел. Негромко хлопали дверцы машин, урчали моторы. Я оглянулась. На ступенях вокруг доктора осталась горстка людей. Машины поворачивали на аллею, и фары больше не светили на нас. Вокруг уже смыкались тени деревьев, шаг, другой — и мы в лесу. Там я заспешила, потащила Констанцию в чашу, во тьму; и вот под ногами уже не трава, а мягкая мшистая тропинка: значит, мы в надежном укрытии. Я остановилась и обняла Констанцию.
— Ну, вот и все, — я покрепче прижала ее к себе. — Все позади. Все хорошо.
День ли, ночь ли — дорогу я знала. Хорошо, что я прибрала в своем убежище и натаскала свежих листьев, — Констанции будет уютно. Накрою ее листьями, как в сказке, согрею и охраню. Стану ей песни петь и сказки сказывать, натаскаю ей румяных яблок, янтарных груш и сочных ягод, напою водицей из чашечки-лепестка. А в один прекрасный день мы улетим на Луну. Я нашла вход в убежище и провела Констанцию в уголок, к охапке свежих листьев и одеялу. Я подтолкнула ее тихонько, и она села, а я накинула шаль ей на плечи. Послышалось мурлыканье — Иона давно дожидался меня здесь.
Вход я закрыла ветками — нас не найдут даже с фонарями. Внутри не совсем темно, я различала черную тень — Констанцию, а над головой — две или три звездочки, они сияли вверху, вдалеке — за небом, листьями и ветками.
«Разбили мамину фарфоровую безделушку», — вспомнила я и громко сказала Констанции:
— Я подложу смерть им в еду и буду глядеть, как они умирают.
Констанция повернулась ко мне, зашуршали листья.
— Как в тот раз? — спросила она.
Мы об этом ни разу не говорили, ни разу за шесть лет.
— Да, — помолчав, ответила я. — Как в тот раз.
9
Посреди ночи приезжала санитарная машина — за дядей Джулианом; они, наверно, долго искали его шаль, а я укрыла ею Констанцию, когда та заснула. Я видела, как машина свернула с шоссе на аллею: яркие фары и красный фонарик наверху; я слышала, как она увозит дядю Джулиана, как тихо — при покойнике — разговаривают, как открывают и закрывают двери. Нас они окликнули дважды или трижды: должно быть, хотели спросить, можно ли увозить дядю Джулиана, но кричали негромко, а в лес идти побоялись. Я сидела на берегу протоки; жаль, что не всегда удавалось мне быть доброй к дяде Джулиану. Он считал, что я умерла, а теперь вот сам умер. «Склоните головы перед нашей возлюбленной Мари Клариссой — иначе тоже умрете», — подумала я.
Вода сонно журчала в темноте; каков-то теперь наш дом? Вдруг огонь уничтожил все; вдруг мы придем завтра к дому, а последние шесть лет сгорели дотла и за столом нас ждут они — ждут, чтобы Констанция подала ужин? Или мы окажемся вдруг в доме Рочестеров, или среди жителей поселка, или в плавучем доме посреди реки, или в башне на вершине горы; а может, я уговорю огонь повернуть вспять, и он покинет наш дом и набросится на поселок? Или все поселковые уже поумирали? А может, это и не поселок вовсе, а огромная игральная доска, расчерченная на клеточки, и я уже перескочила клеточку «пожар, начни игру сначала», я ее перескочила, и до спасительного дома всего несколько клеток и — последний ход?..
Ионина шерсть пропахла дымом. Сегодня день Хелен Кларк, но чая не будет — придется убирать в доме, хотя по пятницам мы никогда не убираем. Жаль, что Констанция не припасла нам бутербродов в дорогу; неужели Хелен Кларк заявится к чаю — дом-то к приему гостей не готов. А мне теперь, наверно, не разрешат разносить чай и бутерброды.