— Это из бабушкиного приданого. — Она положила ложечку на стол. Потом вдруг опомнилась: — Консервы! — и шагнула к двери в подпол.
Дверь закрыта: могли просто не заметить или времени не было по лестницам ходить. Констанция пробралась к двери и, приоткрыв, заглянула внутрь. Я представила наши чудесные банки разбитыми — осколки в липком месиве на полу; но Констанция, спустившись на несколько ступенек, сказала:
— Тут, слава Богу, ничего не тронуто.
Констанция прикрыла дверь и прошла к раковине — помыла руки и вытерла их полотенцем, поднятым с пола.
— Во-первых, мы тебя накормим.
Иона остался на крылечке — там уже припекало солнце — и потрясение оглядывал кухню; вот он взглянул на меня — думает, верно, что это мы с Констанцией устроили такой погром. Я заметила уцелевшую чашку, подняла, поставила на стол; надо, пожалуй, поискать, что еще уцелело. Я вспомнила, что одна из маминых дрезденских фигурок упала в траву; интересно, удалось ей спастись? Потом схожу, посмотрю.
День был совершенно не похож на другие дни — все наперекосяк, все не по порядку. Констанция спустилась в подпол и вернулась с банками в обеих руках.
— Овощной суп, — она чуть не пела от радости, — клубничное варенье, куриный бульон и мясо в маринаде.
Она расставила банки на столе и медленным взглядом обвела пол.
— Нашла. — Она подняла в углу кастрюльку. И вдруг, словно ей понадобилось что-то срочно проверить, побежала в кладовку.
— Маркиса, — рассмеялась она. — Они муку в бочонке проглядели. И соль цела, и картошка.
«Зато сахар нашли», — подумала я. Пол под ногами скрипел и хрустел, шевелился, как живой; ну конечно, сахар они искали специально — как иначе повеселишься; они, верно, кидали его друг в друга пригоршнями и орали: «Здешний сахар, сахар с ядом, на, попробуй, отравись!»
— А вот до полок добрались, — сказала Констанция. — И крупы рассыпали, и специи, и банки раскидали.
Я медленно обошла кухню, глядя под ноги. Они, похоже, сгребали все, что под руку попадется, и бросали на пол; повсюду валялись металлические консервные банки с такими вмятинами, точно они брошены с большой высоты; пачки чая, круп, печенья были растерзаны, раздавлены каблуками. Невскрытые баночки со специями грудой лежали в углу; пахнуло вдруг пряным печеньем, и я увидела одно печеньице — растоптанное — на полу.
Констанция показалась из кладовки с буханкой хлеба.
— Гляди-ка, оставили. И яйца есть, и молоко, и масло на леднике.
Дверь в подпол они не заметили — значит, и ледник не нашли. Вот и отлично, хоть яичницу на полу не устроили.
Я обнаружила три целых стула и расставила по местам — вокруг стола. Иона устроился в углу на моей табуретке и наблюдал за нами. Я выпила бульон из чашки без ручки; Констанция вымыла нож и намазала масло на хлеб. Я этого еще не осознала вполне, но время и порядок нарушились навсегда: когда я нашла стулья? когда я ела хлеб с маслом? сперва нашла, а потом ела? сперва ела, а потом нашла? или одновременно? Констанция вдруг вскинулась и, отложив нож, бросилась к закрытой двери в комнату дяди Джулиана, потом, смущенно улыбаясь, вернулась на место:
— Мне показалось — он проснулся. — И снова села.
Дальше кухни мы пока не ходили. Мы еще не знали, что осталось от дома, что ждет нас в прихожей и в столовой. Мы тихонько сидели на кухне, благодарные за три стула, за бульон, за солнечный свет, льющийся с улицы, и не было сил двигаться.
— Что они сделают с дядей Джулианом? — спросила я.
— Устроят похороны, — печально ответила Констанция. — Как остальным, помнишь?
— Я была в приюте.
— А мне позволили пойти на похороны, я помню. И дяде Джулиану они устроят похороны, придут Кларки и Каррингтоны, и маленькая миссис Райт обязательно придет. И будут рассказывать друг другу, как они горюют. И будут искать нас.
Я представила, как они ищут нас, как зыркают по сторонам, — меня передернуло.
— А похоронят его вместе с остальными.
— И я что-нибудь похороню в память о дяде Джулиане, — сказала я.
Констанция умолкла, глядя на свои пальцы — длинные пальцы на столе.