– О, эту девушку я запомню надолго. Ты почти её покорил, братан. Но, увы, рыбка сорвалась.
Хидео проигнорировал слова Генджи и продолжил, нерешительно рассматривая окрестности:
– Теперь я понял, что мне нравится… Рокэ-сан.
Генджи воззрился на друга с неподдельным испугом и потом проговорил медленно и тихо:
– Она же с у м а с ш е д ш а я, брат. Сама нестабильность во плоти. Ты слышал о её обсессивно-компульсивном рас…
– Я не хочу говорить о ее болячках и отклонениях! Я лишь говорю, что она мне вдруг стала небезразлична и я… не знаю наверняка, но кажется, это взаимно.
Хидео, на самом деле, так никогда не казалось. Тогда, в уборной, Лили нужна была простая поддержка, которую она попыталась найти в первом попавшемся человеке. А Хидео неожиданно испугался. Уже после, когда он возвращался к этому моменту, его всего наполнял стыд за свою неуклюжесть и отстраненность. Разве так поступают друзья?
Он приложил руку ко лбу, чтобы померить температуру.
– Ты и про Каори так думал, – усмехнулся Генджи.
– Нет. Каори мне нравилась, и я действительно говорил, что у нас взаимно… но это другое. Не знаю, как объяснить.
Вдруг он подумал, что если бы Каори не ушла, он до сих пор, быть может, любил бы её.
– Ладно. И в чём ты запутался?
– Хамада. Она влезла в мою жизнь так быстро и так стремительно начала развивать наши отношения… она явно очень спешила, когда пыталась познакомиться со мной и расположить к себе. Понимаешь, с нашего знакомства прошло всего четыре дня, а у меня такое чувство, будто я общаюсь с ней уже год.
Было тяжело осознавать, что прошло всего четыре дня. Хидео представил себе эту девушку с неестественно осветлёнными волосами, представил её ангельскую улыбку, представил точёную фигуру, представил жизнь в ней, представил всю её так, как никогда ещё не представлял. Все краски он отметил на её лице, каждую жилку её сверкающих глаз перенёс в своё воображение, каждый изгиб и каждую тень. Если бы он взял сейчас же краски, то, подобно искусному художнику, смог бы нарисовать её идеальный портрет.
– Ох, как все запущено. Хамада – странная девка, хочу заметить. Она всегда вызывает у меня что-то такое… – Генджи задумался, подбирая более точное выражение своих чувств.
Хидео внимательно наблюдал за другом, а у самого в голове закрадывались ревнивые мысли.
– Что? Что вызывает?
Отвращение. Пусть это будет отвращение. Или, быть может, страх. Жалость. Пусть это будет что угодно, лишь бы только несимпатия.
Мацумура вздрогнул. Только что он приревновал своего друга к девушке, которая всегда вызывала в нём неоднозначные чувства. Да и что это были за чувства такие? Какое-то подкожное волнение, абсолютно беспричинное, непонятное, неприятное, доводящее до тряски все конечности.
Хидео в упор смотрел на своего друга и всё ждал, когда хоть одно слово донесётся из его рта.
– Я не знаю. Она довольно интересная личность, но её аура… Она напрягает меня каждый раз, когда обращается ко мне за чем-нибудь. Хотя, фигура у неё прекрасная.
Он помолчал, а потом воскликнул:
– Теперь-то я понимаю, друг, почему ты запутался! Я и сам, честно говоря, немного в шоке. И что они в тебе нашли?
Хидео пожал плечами, а на душе скребли кошки.
Действительно, что? У парня нет ни обаяния, ни интеллекта, ни природного шарма. И как такого можно полюбить? Как можно полюбить такого никчемного человека, такую безвольную куклу, пустышку, стекло? Как такой безвольный никчемный любитель сёдзё мог понравиться кому-нибудь?
Даже Каори.
Каори Ямото – девушка, которую всегда называли по имени. Она не была странной, лишь только немного взбалмошной, но на это было всем плевать.
Ей же было плевать, как к ней обращались. Она не боялась интимности, не боялась социальных статусов и ярлыков, которыми она была с ног до головы обвешана еще с рождения. И тогда она покорила Хидео.
Он видел её во сне и наяву, она же пользовалась этим, поглощала и возвращала, забирала и отдавала. Ей очень нравилось, как Хидео смотрел на неё. Как говорил. Что говорил. Он был твёрдо уверен, что он ей нравится. Но, похоже, так думал только он.
Хидео никогда не загонялся по поводу того, как о нём думают другие девушки, но тут его мысли [плотину] словно прорвало. Он шёл и бесконечно думал-думал-думал. Ответа не было. Двери закрыты.
в с е с т р а н н о.
Он до безумия хотел понять, что для него важнее: непревзойдённая гордость, которая непоколебима и сильна [Лили] или безрассудное, почти неприятное, но такое близкое душе его, отчаяние [Мичи].
Ему хотелось разочароваться в ком-нибудь из них, чтобы отдать предпочтение второму. Но, видимо, этого просто-напросто не произойдёт.
– Хидео, ты сейчас наступишь в лужу, – прорвался сквозь поток мыслей Генджи и словно обрубил все концы.
Мысли рассыпались в черепной коробке и с оглушающим грохотом взорвались.
– Чёрт, я такой глупый! – отчаянно выругался парень, проходя по луже и запачкав свои штаны.
Генджи отскочил от брызг и завопил. Хидео не слышал того, что он крикнул, в ушах был непонятный свист.
Начиная от колен и до самых подошв у Хидео было всё в грязи.
– Ты не глупый, ты совсем ненормальный! – заорал Генджи, хватая друга под локоть и оттаскивая от воды.
Некоторые на улице удивлённо повернулись на них, и Генджи неожиданно стушевался. Расцепил пальцы и Хидео едва не выпал обратно на грязную землю.
– Генджи, я каждый раз повышаю свою самооценку только тем, что предположительно нравлюсь девушкам. Я чувствую себя такой скотиной.
– Успокойся! Сам же говорил, что тебя не заботит их мнение, кретин!
Но Мацумуру словно прорвало, он сжал кулаки и судорожно сел на первую попавшуюся лавочку. Его мысли противоречили сами себе. Ведь как это бывает: живёшь себе спокойно, потом в голове происходит щелчок и всё. Свет померк и все бесы выбрались наружу.
– Нет! Просто ужасно чувствовать себя говном, но еще ужаснее обманывать себя надеждами! Мы просто друзья. Друзья. Для большего я слишком пустой внутри.
– Я сейчас заеду тебе в глаз, если ты не угомонишься!
– Насилие запрещено. Тебя посадят.
– Я скажу, что ты заслужил!
Потом Генджи раздражённо сел с парнем и протараторил:
– Тебя что, давно не били? Ты чего разрыдался, как девчонка?
Хидео вновь прикоснулся ладонью ко лбу. Озябшие пальцы обдало жаром.
– Я не рыдал. Я отчаянно взывал о помощи, но никто меня не услышал.
– Все прекрасно тебя услышали.
Они замолчали. Хидео уже успокоился и сейчас пялился в точку перед собой.
Избежать точки кипения не получилось. Всё равно, чтобы парень ни делал, всё всегда приходит к одному – к его поражению. Сначала его эксплуатировали в своих целях, затем попытались обокрасть, а теперь он вынужден давиться собственным отчаянием. Беспричинным.
После взрыва осталась лишь пыль и руины.
– Слушай, – Генджи резко повернулся к другу, хватая того за руки, – если ты не знаешь, что происходит, просто поговори с ними. С каждой отдельно. Говори прямо и без стеснения, ты меня понял? Ты упустил Каори только из-за своей нерешительности, брат. Это всё не вечно и если ты продолжишь жаться по углам, ты ничего – слышишь? – ничего этим не добьешься.
– Я понял, Генджи, только перестань сжимать мои руки, у меня останутся синяки.
Резкий хлопок. Щеку чем-то обожгло, и Мацумура запоздало понял, что это была ладонь Генджи.
– Когда ты уже станешь мужчиной, Хидео-тян?
Эта насмешливая фраза вывела парня из равновесия [которого не было] и он освободившейся рукой заехал другу по челюсти.