— Василій въ садовническомъ дѣлѣ ни бельмеса не смыслитъ.
— Господи Іисусе! Научится. Къ веснѣ пойметъ.
— Нѣтъ, нѣтъ. Иди ты, пожалуйста, и занимайся своимъ дѣломъ, а меня не тревожь, произнесъ баринъ.
— Пойду-съ. Ваша воля господская, вы хозяинъ, а только… Да вонъ, извольте посмотрѣть на кучера… Вонъ онъ идетъ… Взгляните на мурло-то ему — вѣдь словно налилъ кто. У, срамникъ!
Ключница плюнула и удалилась съ террасы. На террасѣ появилась барыня въ бѣломъ капотѣ и съ заспанными глазками.
VII
Былъ прекрасный осенній день. Близилось къ полудню. Солнце ярко освѣщало порѣдѣвшую отъ листопада листву деревьевъ и желтые листья казались совсѣмъ золотыми. У террасы помѣщичьей усадьбы переминались съ ноги на ногу два мужика въ стоптанныхъ сапогахъ и грязныхъ рубахахъ, не взирая на праздникъ. Одинъ былъ въ рваномъ полушубкѣ на распашку, другой въ сѣромъ армякѣ. На террасѣ, облокотись на перила, баринъ покуривалъ папиросу и разговаривалъ съ мужиками.
— Кабатчикъ Амосъ Ермолаевъ васъ ко мнѣ прислалъ? спрашивалъ баринъ.
— Онъ-съ. Сходите, говоритъ, къ Горсткинскому барину, тамъ требуется… отвѣчали мужики. — У васъ работка какая-то…
— Да, требуется… И есть работка. Ну, что, вы сами-то ужъ совсѣмъ убрались въ полѣ?
— Да оно хоть и не совсѣмъ, но у насъ бабы… заговорилъ мужикъ въ армякѣ. — У насъ бабы хорошія, рабочія, выносливыя. Наши бабы такія, что по работѣ ежели, то еле и мужику въ пору. Онѣ уберутся въ лучшемъ видѣ.
— Ну, такъ вотъ мнѣ надо отаву покосить.
— Что жъ, это можно, пробормоталъ мужикъ въ армякѣ и передвинулъ шапку со лба на затылокъ.
— Вездѣ косить не будемъ, а только тамъ, гдѣ трава хорошо отросла.
— На потныхъ мѣстахъ, значитъ, только.
— Ну, да, на потныхъ мѣстахъ, оттого я только двоихъ косарей и просилъ прислать. Шевелить сѣно у меня свои бабы будутъ. Уберутъ тоже онѣ.
— Стало быть, только для косьбы?
— Да, только для косьбы. Ну, по чемъ возьметесь въ день?
Мужики начали чесать затылки и задумались.
— А харчъ вашъ будетъ? спросилъ мужикъ въ армякѣ.
— Нѣтъ, вашъ. Давайте уговариваться на вашихъ харчахъ. Гдѣ мнѣ съ вашими харчами возиться! отвѣчалъ баринъ.
— На нашихъ харчахъ… Такъ… Что жъ, мы туточные, мы въ верстѣ отъ васъ, да и версты-то не будетъ. Пообѣдать всегда можно и домой сходить.
— Ну, вотъ… Такъ сколько же вамъ въ день положить?
— Въ день-то?
Мужики переглянулись другъ съ другомъ и опять начали чесать затылки.
— Да намъ бы съ десятины рядиться сподручнѣе… выговорилъ, наконецъ, мужикъ въ полушубкѣ.
— Гдѣ тутъ съ десятины, коли будемъ косить по клочкамъ. Гдѣ косить, а гдѣ нѣтъ. Какъ тутъ вымѣрять десятину будешь! отвѣчалъ баринъ.
— Какъ-нибудь, ваша милость, вымѣряемъ. Намъ съ десятины способнѣе.
— Нѣтъ, нѣтъ… Говорите, сколько поденно… Даже и въ настоящій сѣнокосъ я не сталъ бы съ вами, съ здѣшними рядиться съ десятины. Съ десятины, такъ полдня косите, полдня у себя на деревнѣ сидите. А тутъ покуда ведро.
— Зачѣмъ намъ на деревнѣ сидѣть? Не будемъ на деревнѣ сидѣть. Понятное дѣло, что отаву косить, такъ это такая статья, что куй желѣзо, пока горячо.
— Ну, вотъ… Опять же будете косить вмѣстѣ съ моими работниками, такъ какъ тутъ десятины разбирать? Я нанимаю поденно…
— Что жъ, поденно, такъ поденно.
— Ну, сколько же?
Мужики снова переглянулись другъ съ другомъ.
— По рублю шести гривенокъ будетъ не обидно? спросилъ мужикъ въ армякѣ.
— Что? протянулъ баринъ, возвысивъ голосъ.
— Ну, по полтора рубля?
— Да вы никакъ съ ума сошли? Я и въ сѣнокосъ такихъ цѣнъ не платилъ.
— Да вѣдь сѣнокосъ, будемъ такъ говорить, онъ сѣнокосъ и есть. А теперь сами еще не убрались, какъ слѣдуетъ. Конечно, у насъ бабы… Но баба теперь и по грибному дѣлу требуется. Теперь, вонъ, грибъ собираемъ и сушимъ. Ужо, вонъ, грибники понаѣдутъ. Ну, рубль сорокъ…