— Да вы, ребята, никакъ бѣлены объѣлись! Вѣдь отаву снимать не то, что первую траву. По стольку платить, такъ и хлопотъ не стоитъ. Къ тому же осень время перемѣнчивое, еще Богъ знаетъ, высушимъ ли траву.
— Это ужъ все отъ Бога… Это, что говорить! А сколько вы дадите?
— Да вы, вонъ, у кабатчика по семи гривенъ въ день косили.
— Такъ вѣдь то у кабатчика, а вы баринъ.
— За что же я буду платить дороже, если я баринъ?
— Да ужъ это дѣло такое… Съ кого же и взять, какъ не съ господъ?
— Я въ сѣнокосъ по рубль двадцать, и даже по рублю платилъ, но только не вашимъ, а проходящей партіи косарей, а теперь потому къ вамъ обращаюсь, что въ настоящее время пришлыхъ косарей нѣтъ.
— Вотъ и это мы тоже цѣнимъ. Кабатчику мы косили въ сѣнокосъ, кабатчику и отаву убирали, сказалъ мужикъ въ полушубкѣ.
— Опять же кабатчикъ свой человѣкъ. Онъ насъ охраняетъ и онъ намъ помогаетъ, прибавилъ мужикъ въ армякѣ. — Къ кому обратиться, коли недохватка? Вѣдь вы не дадите.
Баринъ замялся.
— Понятное дѣло, что я не ростовщикъ, отвѣчалъ онъ.
— Это точно… А коли мы брали, то обязаны и выплачивать. Иначе онъ потомъ какъ насъ дошкурить можетъ! Не убери-ка ему сѣно, коли онъ требоваетъ! Кабатчику за долгъ косили.
— Такъ вѣдь за долгъ-то хуже косить. То ли дѣло за деньги, которыя сейчасъ получишь.
— Кабатчикъ человѣкъ ласковый… Онъ сейчасъ по стаканчику съ бараночкой. Мы вотъ ему косили, а онъ каждый день намъ по стаканчику, а у господъ этого заведенія нѣтъ, произнесъ мужикъ въ армякѣ. — А мы это цѣнимъ.
— Ну, ладно. По гривеннику къ семигривенной рядѣ я прибавлю. Тутъ даже будетъ вамъ на два стаканчика. Тому же вашему благодѣтелю кабатчику можете снести эти гривенники. Такъ берете по восьми гривенъ въ день?
— Нѣ… Не сподручно.
— Отчего же не сподручно? Вѣдь кабатчику въ болѣе горячее время отаву косили, а теперь косьба послѣ него.
— Это точно, а только обидѣться можетъ.
— Чѣмъ обидѣться?
— Да какъ же… Скажетъ: мнѣ за долгъ по семи гривенъ, а барину такъ по восьми гривенъ. Вѣдь онъ у насъ норовитъ такъ, чтобы супротивъ барина за все платить ровно половину.
— Что за вздоръ такой!
— Нѣтъ, ваша милость, не вздоръ. У него ужъ такая зарубка, чтобы въ половину… Узнаетъ — сейчасъ докажетъ свою нравственность и ужъ напредки будетъ считать не семь гривенъ, а сорокъ копѣекъ. Вѣдь вотъ онъ, окромя того, занимается и телятиной. Понесешь къ нему теленка, а онъ и скоститъ съ теленка сколько онъ за отаву переплатилъ супротивъ барина.
— Да чѣмъ же переплатилъ? Я восемь гривенъ даю, а онъ семь гривенъ.
— По расчету не выходитъ, стояли на своемъ мужики.
— Не понимаю, что у васъ за расчетъ! пожималъ плечами баринъ. — Ну, берете по девяти гривенъ?
— Боязно, баринъ. Вотъ тоже и сушеный грибъ онъ начнетъ у бабъ скупать… Нѣтъ, лучше отойти отъ грѣха.
Мужикъ въ армякѣ махнулъ рукой.
— Желаете, сударь, послѣднее слово, по рубль двадцать? Это мы можемъ, это ему будетъ не обидно, за это онъ проститъ.
— Да въ чемъ тутъ обида, я не понимаю?
— Какъ же, помилуйте… Сѣмена давалъ. По рублю двадцать, такъ прикажите приходить.
— Нѣтъ, за такія деньги и отаву косить не стоитъ, тѣмъ болѣе, что я уже кой-гдѣ и скосилъ. Что гдѣ ужъ очень подросло, такъ и мои работники скосятъ, а съ поденщиной за такія деньги не стоитъ. Мнѣ ужъ тогда обидно будетъ, сказалъ баринъ.
— Воля вашей милости, отвѣчали мужики, поворачивая отъ террасы.
VIII
Баринъ шелъ изъ конюшни по двору усадьбы. Большой бѣлый гусь, бродившій по двору съ нѣсколькими гусями, загоготалъ, потомъ зашипѣлъ и, вытянувъ шею, старался его ущипнуть за ногу.
— Фу ты, поганецъ какой! Вотъ озорникъ-то! проговорила птичница Василиса, коренастая, какъ тумба, баба съ голыми красными ногами, разсыпавшая кормъ цыплятамъ. — Что за гусь окаянный! Никого не пропуститъ мимо. Такъ и норовитъ щипнуть. Ужъ на что я, кормъ имъ задаю, а и у меня всѣ ноги исщипаны… Чего ты, проклятый! Шш… Схватите его, баринъ, за шею, онъ увидитъ чужую силу и уймется.
— Чуетъ, что скоро долженъ попасть ко мнѣ на жаркое — вотъ и шипитъ, проговорилъ баринъ.
— Рано, сударь, гусей объ эту пору еще не ѣдятъ.
— Отчего не ѣдятъ! Зарѣзать, зажарить и съѣсть.
— Положенія такого нѣтъ, чтобы съ этихъ поръ гусей ѣсть. Гуся надо тогда ѣсть начинать, когда онъ снѣжку клюнетъ. Какъ первый снѣгъ, такъ сейчасъ и гусей ѣсть начинаютъ. Это ужъ порядокъ такой.