— Насчетъ этого будьте покойны. Крестьянствомъ мы не занимаемся, давно не занимаемся, сказалъ онъ. — А коли ежели что вокругъ огорода, то это у насъ бабы.
— У нихъ вся деревня свои надѣлы бросила, вставилъ садовникъ, подстригавшій акацію. — Староста ихній только одинъ хлѣбопашествомъ и занимается.
— Такъ, такъ… поддакнулъ мужиченко. — Вотъ ему-то мы и отдаемъ нашъ участокъ. Отъ всѣхъ отъ насъ онъ арендатель.
— Отчего же вы сами хлѣбопашествомъ не занимаетесь? спросилъ баринъ.
— Да будемъ говорить такъ, что все какъ-то несподручно выходитъ. Да и расчету нѣтъ. Мѣсто у насъ подгороднее, господа охотники наѣзжаютъ…
— Просто лѣнятся, облѣнились… проговорилъ садовникъ. — Вѣдь полевыя-то работы нешто сладки? Ой-ой-ой! А тутъ онъ около охотника вертится, ерничаетъ, — ну, смотришь, за это сытъ и пьянъ. На бездѣльномъ-то дѣлѣ легче.
— На бездѣльномъ дѣлѣ… Нѣтъ, братъ, не скажи, чтобы это бездѣльное дѣло было, обидчиво отвѣчалъ мужиченко. — Тоже охотнику-то надо угодить да и угодить… Потрафить надо. А не потрафишь, такъ ничего и не возьмешь. Господина-то тоже, ой-ои, какъ тонко знать требуется! Ты тоже такъ долженъ знать, что у него внутри, какое такое мнѣніе и что онъ любитъ. Потрафилъ ты его сердцу, полюбитъ онъ тебя, ну, ужъ тогда хорошо. Бездѣльное дѣло! Не больно-то оно бездѣльное.
— Конечно же, бездѣльное. Нешто это дѣло за господиномъ по болотамъ шляться, у его собакъ блохъ вычесывать, да пьянствовать съ нимъ? стоялъ на своемъ садовникъ.
Мужиченко вскинулъ голову и подбоченился.
— А ты видалъ, какъ я у собакъ блохъ вычесывалъ? спросилъ онъ.
— Да конечно же, вычесываешь. Коли ты при господахъ въ егеряхъ служишь, то въ томъ твоя обязанность. Да и вообще безпутная ваша должность, Баринъ скажетъ: желаю я пріобрѣсть бабу. И ты обязанъ ему бабу предоставить. А нешто это крестьянское дѣло?
— А ты видалъ, что я бабъ господамъ сваталъ? Видалъ? кричалъ мужиченко. — Ежели я бабъ предоставляю, то я бабъ предоставляю для облавы, потому облаву безъ бабъ невозможно, а тамъ ужъ не моя вина, коли баба улыбки коварныя строитъ. Намъ за всѣми бабами не доглядѣть. Облава — вотъ потому и бабы!
— Знаемъ мы твою облаву! Вотъ на бабъ-то вы облаву и дѣлаете съ господами охотниками.
— Ну, ужъ это ты врешь, брешешь! Укажи, когда и какъ я такъ дѣйствовалъ?
— Да что тутъ указывать! Всегда. Вы за вино что хошь сдѣлаете.
— Что мнѣ вино! Вино мнѣ и такъ подносятъ. Я хорошее мѣсто охотнику укажу, мнѣ и поднесутъ. Вино виномъ, а, окромя того, я Бога помню. Только передъ бариномъ конфузить меня, закончилъ мужиченко. — Ты стриги, знай, дерева-то — вотъ твоя и обязанность.
— Не спорьте, не перебранивайтесь. Довольно, остановилъ ихъ баринъ.
— Да какъ же не спорить-то, ваша милость? Я въ караульные наниматься пришелъ, а онъ меня конфузитъ. За что же хлѣбъ отбивать у человѣка!
— Въ караульные все равно ты мнѣ не годишься.
— Это еще отчего, коли я, можетъ статься, прирожденный караульный? Я и на кирпичномъ заводѣ полгода въ сторожахъ выжилъ. Спросите обо мнѣ всѣхъ — всѣ вамъ скажутъ, спросите обо мнѣ у Амоса Ермолаевича въ кабакѣ — и онъ меня чудесно знаетъ.
— Какъ тебя не знать въ кабакѣ! Ты первый кабацкій засѣдатель! глумился надъ мужиченкомъ садовникъ.
— А ты не засѣдатель? Ты въ кабакѣ мало сидишь? Да и пьешь-то на уворованное. Кто кабатчику-то кулекъ яблоковъ притащилъ?
— Я пью на уворованное? Ахъ, ты, пьяная твоя морда!
Перебранка усиливалась.
— Пошелъ вонъ! Не надо мнѣ тебя!.. крикнулъ баринъ и сталъ гнать мужиченку. — Караульный! День ты будешь съ охотниками шляться да пьянствовать, а ночью отъ воровъ караулить! Да тебя самого пьянаго воры унесутъ. Иди, иди…
Мужиченко почесалъ затылокъ и сталъ уходить.
VI
Утро. Баринъ вышелъ на террасу своей дачи усадьбы, гдѣ уже ждалъ его кипящій самоваръ и чайный приборъ, обставленный всѣми прелестями обстоятельной домовитости. Тутъ лежалъ на тарелкѣ и кусокъ только что сбитаго сливочнаго масла, стояла кринка молока, помѣщались нѣсколько горшечковъ съ вареньемъ разныхъ сортовъ. На канфоркѣ самовара грѣлся уже чайникъ съ завареннымъ чаемъ, хотя барыни еще и не было на террасѣ, а вертѣлась только ключница, среднихъ лѣтъ женщина въ ситцевомъ платьѣ и въ башмакахъ на босую ногу.
— Прикажете вамъ налить стаканчикъ? спросила она барина.
— Нѣтъ, не надо. Я подожду Любовь Петровну и съ ней буду пить.
— Любовь Петровна еще только вставать начали. Чай-то къ тому времени перекипѣть можетъ. Развѣ снять его съ канфорки и прикрыть полотенчикомъ.