Хэнк посмотрел на себя сверху вниз — руки были на месте. Ну, что же, с этим Коннор явно справился лучше него.
Хэнк прочистил горло.
— А ебаная проводка?
— Он сам починил.
Одной рукой, значит, справился, робот-неудачник, который не умеет распознавать излучения.
— И мы не развалились?
Гэвин пожал плечами, и у Хэнка к горлу опять подкатила тошнота.
— Пока нет. — Гэвин замолчал. — Мы полетим через два часа. Тина улаживает дела с Землёй. Я сказал ей, что ты…
Он махнул рукой, Хэнка снова замутило.
Не надо так делать.
-… в сознании.
— Ага.
— Наш пластиковый друг проверяет шаттлы. Хотя я бы ему такую работу не доверил.
— А ты что делаешь?
— Контролирую, чтобы ты не подавился рвотой во сне. Очевидно же.
Хэнку хотелось сказать, что для такой работы лучше подошёл бы Коннор — он же считывает жизненные показания команды, но он не сказал. Он сощурился, улыбнулся и спросил:
— Слушал, как я дышу во сне, а?
Гэвин замер с по-детски удивленным лицом. Потом дернулся и выпятил грудь — его лицо пошло пятнами. Это не было красиво и не было привлекательно, но он был какой-то совершенно беспомощный и искренний эти пару секунд, даже если это продлилось только пару секунд.
Он так легко краснеет, почему Хэнк так редко этим пользовался?
— Я сегодня убирал за тобой рвоту, старик, иди нахуй.
Дверей на станции все ещё не было.
***
«У тебя час, чтобы привести себя в порядок, потом выдвигаемся» — бурчал Гэвин в наушниках, — конец связи».
Гэвин отключился, Хэнк остался. И, что важнее, остался Коул.
Хэнк не расклеился в одну секунду. Он не торопился, у него был час, у него было время. Он пару минут раздумывал, не связаться ли с Тиной, не узнать ли, как она справляется — но остался сидеть, катая планку наушников между пальцами.
Это был чертовски комплексный приход.
Его давно не выбивало из колеи так сильно, давно не сносило его оборонительные стены с такой равнодушной лёгкостью, но и воздействию мало изученного чудо-излучения он раньше особенно не подвергался.
Хэнк видел лицо Коула, так чётко.
Оно хранится где-то у него в голове, значит? Даже если он не всегда может мысленно его представить, связать все отдельные черты Коула в одно лицо. Где-то там оно есть?
Может быть?
Мир мутнел, но Хэнк сморгнул и сделал вдох, еще один, еще. Он думал об этой кривой искаженной реальности, которую увидел, и теперь его снова тошнило.
Они вряд ли станут забегать друг другу на дружеское пиво, когда это все кончится, так? Ну да и ничего страшного. У этих людей, которые ему преимущественно нравились, не было особых причин зависать с ним во внеурочное время.
Если бы они могли остаться здесь вчетвером — впятером, если считать Сумо. Не навсегда остаться, но так, по работе. На время.
Его, наверное, слышно на другом конце станции — он подумал отстраненно, размазывая слёзы по лицу — они отделялись от его глаз, от его щёк дрожащими пузырями, и он не мог не спрашивать себя: они так и останутся здесь? Потому что он не станет ловить и глотать собственные слёзы просто чтобы сделать вид, что их тут никогда не было.
Он хотел кричать, но больше не мог, его сдули, как шарик.
— Это неподходящее время? — спросил голос.
Пауза. Сердце у Хэнка провалилось в желудок.
— Я собираюсь извиниться.
Хэнк не услышал, как отходит переборка. Может, его действительно было слышно на другом конце станции.
— Ну заходи, раз пришёл.
Он шумно втянул носом воздух и вытер лицо, как смог. Ладонью, локтем. Чуть выпрямился, откинул голову назад, поднял на него глаза.
Ну смотри, раз пришёл.
Коннор вплыл вовнутрь и удержался за поручень под потолком. Переборка с лёгким шорохом стала на место.
— Что, — спросил Хэнк, — не только у тебя в голове тонкая настройка?
Коннор поморщился, не отпуская руки. На это оказалось так приятно смотреть, что Хэнк улыбнулся.
Настоящая трагедия. Что, не могли пристроить его дома, на Земле, к какому-нибудь богатому инвалиду? Обязательно нужно было швырять его в космос? Да что он такого натворил?
— Что ты такого натворил? — спросил Хэнк. Он чувствовал себя слабым, слова в нем не держались.
— Я еще не извинился.
— Успеешь, — он чуть не сказал «я никуда не ухожу», конечно, он не уходит. Они улетают через два часа — уже, наверное, даже меньше.
Коннор смотрел, Хэнк сейчас был не в состоянии дешифровать его выражение. Он просто спросил:
— Ну, что ты сделал? — получилось тише, чем он собирался.
Коннор ответил ему в тон, негромко:
— Я вам уже говорил, я оказался недостаточно продуктивен.
Хэнк махнул рукой:
— Ерунда. Ты? Не продуктивен? А как же отломанные конечности, два сеанса экзорцизма и один неплохой сеанс игры в космического уборщика? И все за твою первую неделю в космосе?
Он не мог оторвать глаз у Коннора от лица. Таким оно было сложным.
— Вы шутите, — медленно сказал Коннор.
— Да.
— Потому что если вы не шутите, то я нахожу ваши слова оскорбительными.
Коннор поморщился снова:
— Впрочем, я в любом случае нахожу их оскорбительными. Если вы думаете, что я рад проваливать свои миссии — вы ошибаетесь.
Хэнк снова потянул руки к лицу и фыркнул в них.
— Я хотел поговорить, — сказал Коннор твёрдо. Негромко, просто, с такой уверенностью, что Хэнку захотелось развернуться, выйти и оставить его здесь одного — пусть разговаривает, Хэнку не жалко.
Но он все равно спросил:
— Ага, и о чем, например?
— Вы, люди, такие хрупкие, — Коннор сделал паузу и добавил: — Я не хотел, чтобы это прозвучало как угроза.
Хэнк смотрел выжидающе и пытался не улыбаться.
— Тебе руку отхреначило. Помнишь ещё?
— Как вы думаете, если бы руку «отхреначило» вам, вы бы смогли через семнадцать часов восстановить её и её работоспособность в полном объёме?
— Неа, я орал бы «мамочка», истекал кровью, мочой, и, скорее всего, умер бы от шока.
— Не умерли бы, — уверенно сказал Коннор. — Но вам понадобилось бы время и силы, чтобы восстановиться, без участия профессиональных медиков на станции это было бы проблематично.
— Если хочешь убедить меня в том, как это заебись, что у нас троих теперь не будет работы, потому что иначе мы могли бы тут пораниться и умереть — не утруждай себя. Я понял. Вы лучше. Вы сильнее, вы ломаетесь, как бумажные, но вы надежнее. Я понял.
Он не это хотел сказать.
Так?
— Вам нужно обратиться к специалисту.
Хэнк рассмеялся, не сдержался:
— Это не лечится, это моя личность.
— Нет, Хэнк, я серьёзно. Вам нужна помощь.
Хэнк посмотрел на него. Он чуть не сказал: и что? Ты предлагаешь мне свою? Потому что конечно же ничего Коннор не предлагал.
Хэнк прогнал ладони по коленям, вытирая их о ткань комбеза:
— А это, парень, уже не твоя забота.
Коннор смотрел серьёзно. Надо было пошутить про злость, аневризму и «не держи в себе»…
— Если вас это успокоит, рано или поздно в широкое употребление введут медицинских нано-ботов и человек снова сможет продуктивно работать в местах с повышенным риском для жизни.
— Мы и так неплохо справлялись.
— Вы правы, Хэнк. Неплохо. Но недостаточно в условиях современной земной экономики.
— «Вы правы, Хэнк», — передразнил он, — обращайся уже ко мне на «ты», ради бога. Чувствую себя старым.
— Вам пятьдесят три.
— Я знаю. Не надо это так говорить, как будто я ископаемое.
Они смотрели друг на друга прямо, и Коннор сказал:
— Я прошу прощения, что поставил твою жизнь под угрозу.