«Доброе утро, сегодня 23 ноября, 2039, Детройт, США, Земля. Погода отличная. Атмосферный слой в порядке. Возможны небольшие осадки в виде фрикаделек. За бортом бодрящие -7, долгие прогулки могут вызвать гипотермию».
Дальше шло уточняющее:
«У человека» — отдельным сообщением.
Хэнк хмыкнул, а потом, плохо попадая пальцами по сенсорной клавиатуре, набрал:
«ты сломался?»
Пауза.
Слишком грубо вышло? Хэнк быстро дописал:
«доброе утро»
Ответили сразу же:
«Тестирую новые функции. Сегодня — юмор».
Так это был юмор. Хэнк потер глаза пятерней.
«Как прошло собеседование?»
Вчерашнее. Зачем только он ему рассказал.
«отлично. сразил их своим обаянием. сказали перезвонят».
Перезвонят они, конечно, им же так страшно нужен бывший алкоголик после пятидесяти. Ему нужно было выбирать, а он бултыхался на мелководье — ничего не выбирая, пока еще мог. Дела могли и пойти хуже, могли, конечно, и лучше, но это от лукавого, это вряд ли. Револьвер лежал в прикроватной тумбочке. Он был очень верный, может быть, самый верный, револьвер определенно готов был ждать.
«Как сеанс?»
Хэнк смотрел на буквы несколько секунд, но Коннор ему зацепок не оставил.
Сеанс. Сеанс. Что за сеанс?
А.
«ничего так. прошёл».
«Ты никуда не ходил».
Хэнк тяжело вздохнул и потянулся за кофейником. Ему нужно было больше кофеина, чтобы разобраться с упреками космического робота из космоса, который писал ему «доброе утро» и каждый раз спрашивал, как прошел его день.
Ладно. Не робота. Слово на «р» в отдельных кругах теперь считалось оскорбительным, бла, бла, бла, и он каким-то образом теперь тоже был частью этих кругов. Вращался в этих кругах. Не суть. Он бы с удовольствием нигде никогда больше не вращался.
Коннор сказал бы: вот об этом я и говорю, когда говорю, что тебе нужен специалист.
«Тебе нужен специалист, Хэнк».
Хэнк смотрел на экран, пока глаза не запекло. А потом спохватился и с третьей попытки написал беспомощное:
«ты не можешь сканировать меня оттуда, откуда тебе знать? может быть я в полном порядке и просто ворчу с утра».
Хэнк вдохнул перед тем как просмотреть глазами новое сообщение.
«Да, но я могу взломать твой телефон и узнать, сколько ты спал, где ел, с кем разговаривал и с кем не разговаривал. Вы, миллениалы, никогда не расстаетесь со своими телефонами».
Хэнк остановился. Сердце вяло, но тяжело бухнуло у него в висках — буквы с экрана не исчезли.
Он так может? Он так уже сделал? Что ему мешает так сделать? В конце концов, он пробил каким-то полулегальным способом по каким-то базам его, хэнков, номер и так же полулегально писал ему на бешенной скорости подключения уже сколько? Два месяца?
Иногда Хэнк отчаянно боялся увидеть счета за это вот всё.
Сигнал.
«Это была шутка, Хэнк».
Сигнал.
«Я просто знаю тебя лучше, чем ты думаешь».
Сигнал.
«Это была шутка, Хэнк».
Сигнал.
«Это была шутка, Хэнк».
Сигнал.
«Это была шутка, Хэнк».
В его сраном кофе было слишком мало алкоголя для такой хуйни.
Хэнк набрал:
«идиотская», — и телефон подумал немного, а потом плюнул в него ещё одним сообщением:
«Мне жаль. Но тебе действительно нужна профессиональная помощь».
«ладно, ладно, мамочка».
«Так ты хочешь теперь меня называть?»
Хэнк фыркнул против собственной воли. Фраза Шредингёра: Коннор так шутил, флиртовал, искренне интересовался? Никак не узнать, если не спросить напрямую. Лично он в этой игре поддаваться не собирался.
«ты прекрасно знаешь, что это просто такое выражение».
«Можешь звать меня мамочкой, Хэнк».
Хэнк чуть не уронил телефон, чуть не уронил кофе и трясущимися от смеха руками набрал, промахиваясь мимо букв:
«слушай. ты меня сбил. я нашёл ещё одних профессиональных бастующих».
Телефон молчал. Колесико «Коннор пишет» никогда не включалось, сообщения всегда просто приходили — вряд ли он вообще их набирал. Вручную то есть. Скорее всего, Коннор просто их думал. Швырялся смсками, как сраный медиум, силой мысли.
«Мы об этом говорили, Хэнк».
Он вздохнул.
«да да. конечно не давать тебе лишних надежд я помнб»
Хэнк представил, как Коннор собирает мусор, снаружи, и совершает три тысячи операций в секунду, не отвлекаясь от их разговора.
(Он как-то спросил: «Ну ты хотя бы напеваешь что-нибудь? Когда работаешь?»
«Рядом нет людей, использовать динамик нет смысла»
«Значит, нет?»
«Я этого не говорил»).
«ты хоть внутри сейчас?»
«Это имеет значение?»
Значит, снаружи. Хэнк закрыл глаза и попытался представить себя в невесомости, как он парит, не касаясь пола, стен, забудь про стертые тапки на ногах, забудь…
Пальцы запекло — он зашипел, подхватывая накренившуюся чашку. Черт. Черт. Черт. Кофе пролился на пол, хотя бы не на ноги. Хэнк пошел, подставил пальцы под струю холодной воды, закрыл кран, вытер руку о бедро, зашипел, посмотрел на пальцы — кожа покраснела, но вроде бы не вздулась. Он снова взял телефон со стола. Набирать только левой рукой было труднее, чем двумя.
«земля хотя бы сегодня красивая?».
***
Коннор, за тысячи километров от него прихватил покрепче тяжёлой перчаткой скафандра поручень, и отвернулся от обшивки. Земля, не загороженная ни обшивкой, ни перемычками иллюминаторов была большой, серо-синей, с желтоватым рефлексом у края, с очень яркой голубой каемкой.
В голове тут же поползли строчки, Коннор даже не поморщился, смысла раздражаться не было — анализ объекта, который попадает ему в поле зрения, был автоматической реакцией, почти бесконтрольной.
И вот он держался за обшивку станции-мусорщицы, смотрел на единственную населенную человечеством планету и анализировал ее, как будто не анализировал её уже тысячу, миллион раз до этого.
С другой стороны, за сутки на Земле родились тысячи новых людей — и умерли тысячи людей не новых.
Земля. Почва. Состав атмосферы. Государства. Нации. Коннор прикрыл веки, позволяя гигабайтам данных одновременно всплывать у него в голове. Окна наслаивались на окна, на окна, на окна. Блокираторы все равно не позволят системе перегреться.
Глаза говорили ему: Земля была огромной. Строчки на веках уточняли: сейсмическую активность, химический состав атмосферы, новую постановку на Бродвее, новый сироп, появившийся в кафе по соседству с хэнковым домом.
Вслух Коннор тихо сказал: «Очень».
Потому что это было правдой.
Ему необязательно было улыбаться, но он улыбнулся. Отправил Хэнку короткое «Очень». Перехватил поручень снова и потянулся выше — каждый шаг в магнитных ботинках давался ему с трудом.
Как много людей видели, что он видел сейчас? Как много людей не увидят этого никогда?
Перед глазами всплыла строчка: отправитель «Хэнк Андерсон» — и проскочила красной полосой, поперек основного экрана, поверх синего поля, поверх всего, что его глаза фиксировали. Он смотрел на Землю, и Землю пересекали буквы, которые только он мог видеть. Сообщение состояло из односложного простого вопроса: «ты слышал про иерихон?»
***
На Земле, придерживая одной рукой кофе, а другой — телефон, бывший детектив и бывший мусорщик, бывший отец, бывший муж, бывший человек без зависимостей, Хэнк Андерсон пялился в экран своего старого смартфона. Ожидая ответа, он почесал нос и сделал из своей хипстерской металлической кружки ещё один глоток.