Белки глаз у робота блеснули — он моргнул, да. Хэнк угадывал его движения по движению света — и не успевал.
— Если вы не будете меня отвлекать, я закончу раньше.
Выебистый парнишка.
Не парнишка.
Хэнк потянулся и постучал пальцем по микрофону:
— Как дела на мостике, Тина? Пришельцы не лезут? Гэвин ещё не свалил с поста?
— Он на месте. Я переключила его на другую частоту, чтобы вы не говорили ему ерунды.
В темноте было до странного хорошо. Особенно разговаривать с человеком, которого рядом с тобой нет. Особенно здесь. Особенно так.
— Не хочешь сыграть в города?
— Хэнк…
Она в какой-то момент должна была спросить, что за фокус он пытается провернуть, но он не дал ей такой возможности.
— Что ты будешь делать на Земле, Тина?
Она молчала некоторое время. Потом сказала:
— Я должна выслушивать от вас подробности происходящего, а не болтать о том, что собираюсь дальше делать со своей жизнью, после того, как нас погнали отсюда пинком под зад.
— Эй, — Хэнк повысил голос, — настоящий мальчик, сколько нам ещё сидеть?
Робот молчал, и он попробовал ещё раз:
— Коннор!
Робот поднял голову:
— О, вы обращались ко мне. Я полагаю, пятнадцать стандартных земных минут.
Определённо парнишка был выебистый.
— Видишь, время есть, — сказал Хэнк в микрофон. — Ну так что?
— У меня есть дом. В Детройте.
— Детройт? — насмешливо сказал он.
— Да-а, та ещё дыра.
— Рассказывай, я там живу, — но не последние пять лет; когда живёшь на Земле хорошо если суммарно месяц, это считается жизнью на Земле?
Они негромко рассмеялись, каждый в своей части станции. Потом замолчали.
— Думаю, возьмусь за то, что подвернётся. В конце концов, я закончила академию, так что, пожалуй, могу пойти работать в полицию.
— Чёрт побери, мы все это время были на одной станции с потенциальным копом.
— Кто бы говорил, Хэнк.
Молчание получилось натянутым. И Тина сказала со смешком, явно чтобы заполнить неловкую паузу.
— А ведь я даже не хотела быть нормальным астронавтом, — но у неё все равно вышло несколько печально.
— Да уж, оставь эти мечты нашему знакомому неудачнику.
Она фыркнула беззлобно:
— В смысле, я понимаю, почему он так злится.
— Он злится? Я не заметил.
Теперь она всё-таки улыбалась, было слышно по голосу.
— Он наверняка не получит ни копейки от этой смены, хорошо, если ещё не останется должен. Я надеюсь, он по секрету от всех не набрал кредитов и к нему не заявятся на порог ребята в чёрных очках.
— Ну, посуди сама, личный корабль должен стоить дорого. Как тут обойтись без кредитов? — Хэнк пропустил в голос столько иронии, сколько только смог: — Он, наверное, уже по уши в долгах.
— Конченый идиот, — она снова смеялась. Это было хорошо. Они замолчали на пару минут, купаясь в этой хорошести.
— Но было бы неплохо наверное, — сказала Тина задумчиво, и Хэнк почесал заросшую щеку, перед тем как спросить:
— А?
— Иметь собственный корабль. Или даже быть настоящим астронавтом.
Они замолчали. Он не знал, о чем думала Тина. Черт, он был не уверен, о чем думает сам. Свой корабль? Не с этой экономикой. Быть настоящим астронавтом? Ну не начинать же с полувека, да?
Она была слишком большая и чистая, эта мысль, и, наверное, пахла, хлебом и морозом. Или как новенький мотоцикл. Или как ранний завтрак.
— Не знаю, — сказал он, опираясь на колено, — я об этом не думал.
Ему больше не хотелось болтать.
— Долго ещё, Коннор?
Робот моргнул:
— Две стандартные минуты.
— Ладно, — Хэнк щелкнул кнопкой фонаря — сидеть в темноте было хорошо, а вот двигаться в темноте — не очень. Фонарь откликнулся после третьего щелчка. Роботу в лицо ударил свет. Робот прикрыл глаза ладонью.
Твою мать.
— Идём дальше? — спросил Хэнк и отвернулся, не дожидаясь ответа.
— Да, Хэнк, — донеслось у него из-за спины.
Так, и куда дальше?
— Может, скажешь, какие у нас шансы? — сказал он, отталкиваясь на пробу. Он подставил плечо, чтобы не удариться о стену, а потом, побарахтавшись немного, нырнул ниже.
Ну, трещины, я иду искать.
— Недостаточно информации, чтобы строить предположения.
— Что, пока не наберешь сотку, мы не узнаем, помрем ли тут?
— Нет, — по голосу слышно было, что робот поморщился. Но может быть, Хэнк просто придумывал. — Нужно хотя бы 75%.
— Окей.
Они двигались молча, Хэнк схватился рукой за обломанный край: а, это когда-то была койка? Теперь трудно было понять. Свет фонарика прыгал по стенам. По тому, что осталось от стен.
— Хэнк, я хочу задать вопрос. Он касается вашего благосостояния.
Хорошие разговоры так не начинаются, Хэнк повернулся к разрыву — как же тут было чудовищно тесно. Темно и тесно, с ума сойти.
— Валяй.
Он же все равно не заткнется, незатыкаемая машина. Может быть, они его ради психологического эксперимента прислали? Проверить, насколько скоро болтливый робот сможет довести экипаж?
Вот здесь, кажется, можно было втиснуться. Если немного продвинуть вот э…
— Вы боитесь высоты?
Хэнк не обернулся.
Почему он, собственно, должен был?
— Наверху у вас резко поднялся уровень стресса, который после спуска плавал с погрешностью в десять процентов ещё некоторое время.
Нахуй.
— Но меня интересует, что заставило Киберлайф взять на работу, сопряженную с определенными рисками, человека с боязнью высоты.
Он добавил:
— Если это она.
— Они не привередливые, — выплюнул Хэнк.
Робот молчал. Ну и ладно, может быть, хоть это заставит его заткнуться. Хэнк чувствовал себя человеком, который пришёл на работу голым и не замечал этого, пока в толпе коллег не нашёлся один, наименее тактичный. И вот этот наименее тактичный коллега его сейчас и доебывал.
«Коллега», надо же.
Хэнк сказал:
— В космосе нет высоты, парень, в космосе нет верха, нет низа и нет высоты, что за хуйня? Я тебе азы должен преподавать?!
— Вы раздражены.
— Наблюдательный какой.
Вау. Он хотел молчать. Он радовался, что робот молчит.
— Я прошу прощения, если я ошибся.
Сейчас будет «но».
— Я понимаю, что мы находимся в стрессовой ситуации, следующей за чередой стрессовых ситуаций, но мне очень поможет, если вы объясните ситуацию со своей точки зрения. Я считаю, что это важно для поддержания благосостояния экипажа.
Каждое его слово по ощущениям вбуривалось Хэнку в голову. Все глубже. И глубже. И глубже.
— Хватит зудеть. Тина, — рыкнул он в микрофон, — что говорит Сумо?
В наушниках молчали, и он не мог понять, слышит ли она, а потом связь треснула:
— Сумо «говорит», что у нас нет трети станции, и Сумо не знает, куда она делась, — Тина вздохнула, — нам нужна эта карта и, чёрт, экспертный взгляд, не знаю, что бы это ни было, что робопарень предлагает.
Она замолчала.
— Не психуй, Хэнк, он просто большой человекоподобный айпад, у которого слишком много функций, никто не программировал его, чтобы доебывать персонально тебя.
— Я не пси…! Эй!
— Эй!
— Эй!
Они повышали друг на друга голос, и она перекрикивала его возражения, пока он не замолчал.
— Ты меня спросил, что хочу делать дома?!
— Тина…
— Нет, слушай! Так вот — я хочу сначала добраться домой: не по кускам, не когда меня через десять лет эксгумируют другие мусорщики — чёрт, может, такие, как наш пластиковый друг. Ещё в этом году! И при жизни!
Она остановилась, чтобы вдохнуть:
— У тебя есть работа, Хэнк, делай её.
Связь треснула:
— Да, и если на нем так много прог, попроси, пусть дважды в сутки меряет тебе давление, старик, тебе полезно.