Решиться на столь ответственную хирургическую операцию, как трепанация черепа, следовало без всякого блеска видеокамер и трансляции в реальном времени по центральному телевидению. Хотя команда врачей НЛЦВТ была и являлась командой профессионалов своего дела, а потому не гналась за мнимой популярностью. Кроме кропотливого рабочего процесса важен был ещё и результат.
В механическом кресле, наклонённом спинкой к низу в центре врачебного кабинета сидел не кто иной, как Степан Петрович. Он находился под общим наркозом, а потому не мог ощущать, что в этот момент нейрохирурги разрезают волосяной покров и кожу над черепной коробкой. Самый опытный из них был уверен, что готов оперировать вскрытый головной мозг слесаря даже с закрытыми глазами, настолько он поднаторел.
Среди врачей центра была в ходу классическая шутка: «вскрытие показало, что больной умер от вскрытия». Пока Степан Петрович находился в глубоком и беспробудном летаргическом сне, профессор Кранов лично вживил блестящий имплант в виде металлического жучка внутрь черепной коробки, после чего аккуратно принялся зашивать кожный покров в области затылка. Не слишком удачный опыт наложения хирургического шова в области лобных долей
многому научил команду нейрохирургов, а потому они при неоновом свете потолочных ламп аккуратно проводили операцию к завершающему этапу.
Когда всё было готово, Степану Петровичу дали понюхать нашатырь, чтобы ускорить пробуждение. Привыкший к запаху спирта слесарь, разумеется, сразу открыл глаза и приподнялся в кресле. Смотревший на него сквозь надетую хирургическую маску профессор Кранов жестом попросил коллег не пугать подопечного. Врачи по очереди сняли резиновые перчатки и принялись относить на мойку испачканные в некогда живой материи хирургические инструменты. Когда в кабинете не осталось ничего, что могло бы вогнать пациента в стрессовое состояние, профессор спокойно поприветствовал проснувшегося.
— Я рад вашему пробуждению, батенька. Как ваше самочувствие?
Внутри затылка Степана Петровича появлялись лёгкие вибрации, как от популярных в свою эпоху мобильных телефонов. Он ещё не понимал, что организму необходимо привыкнуть и не воспринимать вживлённый внутрь чип, как инородное тело. Однако самое страшное уже было позади, а потому ощущаемое неудобство внутри головы вполне могло оказаться привычным.
— Кажется, будто мне мандавошка в голову залезла… — спросонья выругался слесарь. — Совсем не пойму, как теперь с этим жить.
Профессор Кранов движением ладони спустил маску висеть на подбородке и попытался развеселить подопечного. Ничего страшного не произошло, он верил в профессионализм своих коллег, а потому решил разговорить собеседника отвлечёнными темами.
— Ну вы и спать горазды, я вам скажу. Только глаза открыли, а паучок уже внутри вас.
Мигрень Степана Петровича ещё не мучила, скорее он не привык ощущать постоянно шевелящийся и подключённый к нервным окончаниям чип. Вот бы теперь вспомнить всё о прошлой жизни, как бы он не хотел повторения участи Евгения… Так, как его зовут, он помнит. Как попал в это кресло, уже с трудом.
— А у этой вашей операции нет побочных эффектов? — с громкой тревогой в голосе спросил он главврача.
— Я понимаю ваше волнение, голубчик. — усыпляющим тоном отвечал профессор. — Вам ещё нужно привыкнуть к существованию с этим небольшим приборчиком. В любом случае, наша забота и уют к вашим услугам.
Степан Петрович аккуратно встал с механического кресла и наконец отвернулся от света неоновых ламп. То, что он уже попал в историю, ощущалось им где-то на уровне спинного мозга. По времени ему как раз следовало отправляться в свою комнату на тихий час.
— Спасибо, доктор. Я пошёл спать.
— Всё ради вашего блага, батенька. Добрых снов. — милым тоном проговорил профессор и открыл механический дверной проём, ведущий из кабинета в коридор. — Вас проводят.
Уже прошло примерно с неделю, как Николай Алексеевич прервал свою тягу к японскому искусству. Приправа к готовой лапше действительно могла разъесть желудок, но ведь на то он и заменитель — чтобы возбуждать интерес к оригиналу. Страсть к перекусам в виду нехватки времени характеризовали Яблокова как вечно занятого сотрудника, чей глаз отдыхал на художественной основе переведённой манги. В перерывах между сократическими беседами с подопечными, на полученных данных от которых строились все научно-исследовательские выводы, Николай Алексеевич успевал пофлиртовать с медсестричками и закрыться с парочкой из них в кабинете.