— Хорошо. Энтони, я стану твоей женой. — Она улыбнулась сквозь слезы, а потом задумчиво прикусила нижнюю губу.
— Мне знакомо это выражение лица, — сказал он.
— Как мы поступим с сиротами? Я не могу оставить их без попечения.
— А зачем тебе их оставлять? Многие светские дамы занимаются благотворительностью. Ты будешь опекать сирот. Мы наймем кого-нибудь в помощь Мэгги. — Энтони запнулся и посмотрел на их соединенные руки. — Как ты думаешь, может быть, Бронуин лучше жить с нами?
— А леди Уайтли не станет возражать?
— Думаю, поскольку она сможет навещать нас, ей понравится эта идея.
— Я с превеликим удовольствием отнесусь к ее визитам. Хотя могут начаться кривотолки.
— Меня не волнуют сплетни. Пусть говорят, что Бронуин наша дочь, моя дочь. Какая разница? Главное — мы будем вместе, и моя сестра вырастет в родной семье.
Викторию переполняли восторженные переживания, но у нее оставались кое-какие вопросы.
— А как же твое желание вернуть себе респектабельность? Наш брак никак не поможет тебе. Хуже того: если мое прошлое выплывет наружу, на твоей репутации можно будет поставить крест.
— Один мудрый человек советовал мне не придавать излишнего значения респектабельности. Он же напророчил мне женитьбу по любви.
— О ком ты говоришь?
— О Николасе. — Очень мудрый человек.
Энтони наблюдал, как меняется выражение ее лица, и понимал, что она все еще обеспокоена. По правде говоря, после истории с леди Фарли он и сам испытывал некоторые сомнения.
— Скажи, почему тебя беспокоит, что кто-то узнает о твоем прошлом? Ты опасаешься за свое положение в обществе?
Она мягко засмеялась:
— Какое положение в обществе? Меня волнует только одно — как это отразится на тебе. Ты хотел восстановить репутацию.
— Ну, мы могли бы кое-что предпринять. Однако предупреждаю, моя идея, очевидно, покажется тебе безрассудной и нелепой.
— Что ты предлагаешь?
— Мы сами раздуем скандал. Еще до свадьбы распустим слух о том, что ты на самом деле Энн Смит. В любом случае я не могу жениться на Виктории Ситон. Такой брак не будет законным.
Ее глаза расширились.
— Ужасно скандальная идея.
— Думаю, если мы обсудим ее с друзьями, они поддержат нас.
Ей нравился его план, но она колебалась, помня о тех словах, которые он произнес несколько недель назад.
— А если твои друзья, узнав о моем прошлом, запретят своим женам общаться со мной?
Не надо было говорить ей, что мужья подруг никогда не допустят, чтобы их жены общались с ней, если ее прошлое выплывет наружу. Джентльмены не станут беспокоиться по пустякам, когда она выйдет за него замуж. А ее подруг и вовсе ничто не остановит. Эти дамы знают по собственному опыту — любой скандал продолжается ровно до тех пор, пока его не вытеснит новый.
— Полагаю, твои подруги в данном вопросе не станут прислушиваться к мнению своих супругов.
— Они немного своевольные, — засмеялась Виктория.
— Немного? После того как они несколько дней пытались третировать меня, я начал жалеть их мужей.
Виктория снова засмеялась, а затем поморщилась от боли.
— Ты действительно думаешь, что твоя идея сработает? Энтони улыбнулся:
— Мы станем скандалом сезона. По крайней мере, рождественского. Убежден, к началу большого светского сезона наша история уступит место какой-нибудь новой скандальной сенсации.
— Ты рассуждаешь совершенно безнравственно, — сказала Виктория. — Но мне очень нравятся твои рассуждения… И ты сам.
Энтони поднес ее ладонь к губам:
— А я очень люблю тебя.
Эпилог
Рождество, 1817 год
Энтони смотрел, как Мэгги уводит детей из гостиной, чтобы уложить спать. Он и Виктория поцеловали каждого из малышей и пожелали им спокойной ночи. Он не мог припомнить такого счастливого Рождества. Сегодня утром Виктория ласково попросила его проводить Мэгги и детей в церковь. Он согласился, ведь иначе она, вероятно, принялась бы настаивать на том, чтобы пойти самой. Вопреки ожиданиям, рождественская служба оказала на него необычайно благотворное влияние. Он вернулся в дом Виктории с просветленной душой.
Рождественский гусь поджарился на славу, а после обеда дети получили подарки. Энтони решил внести свою лепту и купил каждому ребенку по игрушке.
Теперь он сидел в гостиной, откинувшись на спинку потертого кресла, и улыбался. Друзья присоединились к ним, поскольку Виктория была еще слишком слаба, чтобы выезжать из дома. Слава Богу, сейчас она стала есть и даже немного порозовела.