Тогда командиры сказали так: «Успех на ваших переговорах с командующим Юем — это совершенно невероятная случайность. Такая бывает почти раз из тысячи случаев. Не будь там Лю Бэньцао, переговоры не прошли бы успешно. Надо еще подумать: пойти ли в отряд Армии самообороны или нет».
Снова обращаясь к ним, я сказал:
— Не взяться за дело, сидеть в четырех стенах и заниматься только разговорами, разбирая, кто прав, кто виноват, — это не качества коммуниста. Разумеется, факт, что мы пользовались большой помощью Лю Бэньцао при легализации партизанской армии. Однако рассматривать тогдашний успех как чистую случайность, это не научное толкование. Если бы мы не проявляли инициативу, чтобы наладить отношения с Армией спасения отечества, то и Лю Бэньцао не мог бы заступиться за нас. Дело в том, с какой дерзостью и с какой инициативой возьмемся мы за дело.
Не без труда, конечно, но все же уговорить командиров мне удалось. А затем я вместе со связным направился к командованию Армии самообороны.
Ее казармы были битком набиты солдатами. А в ворота нескончаемой вереницей заходили подводы с военными материалами.
У ворот часовой остановил нас и по шаньдунскому акценту спросил:
— Кто вы?
Этот темноглазый часовой внимательно прощупывал своим пристальным взглядом не наши лица, а наше партизанское обмундирование и пятиконечную звезду на головном уборе, которые совершенно отличались от обмундирования Армии самообороны.
Я ответил ему на китайском языке, несколько подражая шаньдунскому акценту:
— Мы из Аньту, отряд особого назначения Армии спасения отечества. А я командир отряда Ким Ир Сен. Мне надо видеть вашего командующего. Проводите нас к нему, пожалуйста!
— Ким Ир Сен? Если отряд особого назначения Ким Ир Сена, это и есть коммунистический?
Второй часовой, солдат с ярко изрытым оспинами лицом, бормотал про себя мое имя и смотрел на меня недоумевающими глазами. Видимо, он услышал где-то, что отряд Ким Ир Сена и есть отряд коммунистический, и запомнил это.
— Наш отряд особого назначения подчинен командующему Юю! Разве ты не знаешь командующего Юя?
И я стал грозно выпытывать его. Тогда часовой с оспинами, показывая большой палец, ответил:
— А-а! Командующий Юй! Знаю его. Его отряд взял в трофеи японский пулемет в Наньхутоу. Командующий Юй — большой человек!
Так, в конце концов, проявила эффект «визитная карточка» отряда особого назначения командующего Юя. Там, где были китайские антияпонские отряды, проявляла эффект его «визитная карточка». Поэтому каждый раз, когда мы совершали поход, так себя и называли: «корейский отряд особого назначения Армии спасения отечества», чтобы избежать столкновений с антияпонскими отрядами.
Спустя некоторое время первый часовой, говоривший с шаньдунским акцентом, сходил в казарму. Вместе с ним вышел солидный мужчина. Воины Армии спасения отечества того времени носили старое обмундирование, в каком ходили войска Чжан Сюэляна. Однако офицер, только что появившийся у ворот вместе с часовым, как ни странно, был в гимнастерке с короткими рукавами, в коротких брюках, едва закрывающих ноги до колен, и в текстильной обуви. Его волосы лоснились от масла.
— О, кого я вижу! Это не заведующий Ким Сон Чжу?!
Это был Чжан, однокашник по Юйвэньской средней школе, которого в школе вместо имени обзывали по кличке — «верзила Чжан». Когда он называл меня заведующим, это он имел в виду должность заведующего библиотекой, кем я был, когда учился в этой школе. И в ученические годы Чжан всегда звал меня «заведующий Ким» или «заведующий Сон Чжу», относился ко мне по-дружески.
Мы радушно взяли друг друга за руки, некоторое время обменивались воспоминаниями о прошлых ученических годах. Если подсчитать годы, эта встреча с ним состоялась через три года. Я раскаивался в том, что после выхода из тюрьмы так поспешно покинул Гирин, не простившись с товарищами по учебе. Во всяком случае это казалось неизбежным. То было время, когда я был обуян одной думой и решимостью пожертвовать всеми личными интересами во имя революции. Но, бывало, моральная «задолженность» — я оставил Гирин, не простившись с учителями и товарищами по учебе, — порой не переставала терзать меня, оставаясь тяжелым камнем у меня на душе.
При встрече с ним снова восстанавливались в памяти не только различные картины периода учебы в Юйвэньской средней школе, которые, казалось, давно исчезли за далеким горизонтом, но и романтические ученические настроения, изведанные в те годы. Мне казалось, что я стою не во дворе казармы, где отовсюду доносится скрип военной обуви, а в цветущем саду Юйвэньской средней школы, где стоит приторный запах сирени. Выйди вот за ворота казармы, взявшись за руки с Чжаном, и дорога, казалось, поведет нас на сопку Бэйшань, на берег реки Сунгари, где можно освежиться речной прохладой.