Генстачка в Вонсане как кульминация корейского рабочего движения 20-х годов вписала в историю мирового рабочего движения яркую страницу боеготовности и революционности рабочего класса Кореи.
Внимательно рассматривая в тюрьме весь процесс этой стачки, я думал, что она впишет особую страницу в историю рабочего класса нашей страны и что этому ценному опыту борьбы следует учиться всем участникам социального движения в Корее.
Если бы в то время новое руководство федерации труда не предложило рабочим снова начать работу и продвинуло забастовку до конца, если бы все рабочие, крестьяне и интеллигенты страны, откликнувшись на рабочую забастовку, перешли на настоящую организационную борьбу, то выступления вонсанских рабочих, наверно, увенчались бы победой.
Неудача генстачки вонсанских рабочих еще раз глубоко убедила меня в необходимости скорейшего создания в Корее марксистско-ленинской партии, которая бы победоносно организовала и направляла выступления рабочего класса. Я был уверен в том, что когда активно развернется вооруженная борьба, став главной осью национально-освободительного движения, то под ее влиянием будет еще больше нарастать и массовая борьба рабочих, крестьян и всех других слоев населения.
Поскольку враг своим железным кулаком варварски подавлял национально-освободительное движение, то и выступления корейского народа были вынуждены приобретать насильственный характер. Именно революционное насилие стало самым надежным средством для достижения победы над контрреволюционным насилием вооруженного до зубов врага. Враги бряцали штыками оружия — и корейская нация должна была вооружаться. Оружию нужно было противопоставить оружие.
Ни чистое «движение за выращивание реальных сил», нацеленное на развитие просвещения, культуры и экономики, ни конфликты рабочих и крестьян, ни дипломатическая деятельность не могли принести стране независимость. Всеобщая стачка вонсанских рабочих и восстание синхынских шахтеров укрепили наше доверие к рабочему классу Кореи. В ходе этого несравнимо углублялась моя привязанность и гордость за замечательный наш рабочий класс, за боевую нашу нацию.
Все решили бы линия и руководство. У меня зародилась твердая вера, что правильная линия, отвечающая велению времени, и верное руководство приведут к победе над любыми сильными врагами. На неотступные свершения торопила меня мысль о том, что нужно немедленно восстановить и привести в порядок разрушенные организации, непрерывно повышать сознательность масс, объединять их в организации и как можно скорее подготовить к решающей битве с японским империализмом. Сердце у меня зажигалось, как неугасимое пламя.
Между тем весть о моем освобождении из тюрьмы собрала моих товарищей из разных мест одного за другим.
Вместе с активистами комсомола, Антияпонского союза молодежи, Антияпонского профсоюза, Крестьянского союза, действовавшими в Гирине и его окрестностях, я обсуждал вопрос о том, как восстановить и привести в порядок разрушенные организации, как сплачивать массы в условиях усиления белого террора со стороны противника.
Слово «вооружение», так взволновавшее Чха Гван Су, вызвало и здесь огромные волны поддержки молодежи. Это с новой силой окрыляло меня.
Мы обсудили меры по активизации комсомольской работы в Цзяньдао и в северном пограничном районе Кореи, по ускорению процесса революционного воспитания жителей этих районов, а также другие актуальные задачи, в том числе и по тщательной подготовке к созданию партии. Для выполнения поставленных задач подпольщики были направлены в разные районы.
Переночевав одну ночь в Синьаньтуне, я сразу же на другой день отправился в Дуньхуа.
Отсюда было удобно установить связи с разными уездами Восточной Маньчжурии, здесь было немало тех, кто мог бы помогать мне. У меня был такой план: находясь там некоторое время, наметить направления деятельности организаций в связи с событиями в Восточной Маньчжурии, где разгоралось мощное пламя восстания, и разработать конкретные меры для претворения в жизнь моего замысла, который созрел еще в тюрьме.
Покидая Гирин, мне больше всего было жаль, что не смог выполнить заветы покойного отца, который наказывал мне любой ценой окончить хотя бы среднюю школу.
Пак Иль Пха советовал мне доучиться в школе. Отец его, говорил он, попросит об этом дирекцию Юйвэньской средней школы. Пак Иль Пха — сын националиста Пак Ги Бэка, издателя гиринского журнала «Тоньу». Он писал под псевдонимом «Пак У Чхон».
Когда я учился в Юйвэньской средней школе, Пак Иль Пха, студент Гиринского юридического института, помогал Обществу корейских учащихся в Гирине. Его мечтой было стать юристом. В те дни он сблизился с белогвардейским русским офицером, — вот, мол, я учусь русскому языку. Мои друзья, считавшие контакты с белогвардейским офицером-эмигрантом своего рода изменой новорожденной России, предложили мне порвать с ним отношения. А я им говорил: «Учитесь иностранному языку, это будет большой пользой для революции. Сторониться его за контакты с белогвардейцем — это узкий подход к делу. Не так ли?»