С транспортными самолетами, доставлявшими из Москвы "эрэсы", прибыли свежие газеты. В "Красной звезде" была напечатана передовая, обращенная к авиаторам. Эта газета, сложенная узкой полосой, лежала у Рябова в планшете. Последние призывные строки передовой он подчеркнул красным карандашом:
"Соколы-летчики! Бейте фашистских гадов так, чтобы небу жарко было! Громите с воздуха танковые колонны противника!"
Рябов достал из планшета газету, протянул Гетьману, указал на подчеркнутое место:
- Здесь пишут, что танковые колонны являются основными целями для авиации, мы же бьем мосты на Березине. Не допускаем ли мы ошибки?
- А не будем разрушать мосты, так эти танки окажутся на восточном берегу Березины. Если бы знать, какие там наши силы обороняются... Да и не можем мы с тобой изменить решение полковника Науменко. Он-то лучше знает обстановку, только многого не договаривает.
В палатку вошел начальник разведки старший лейтенант Щербаков. Окажись кто другой на его месте, он мог бы в эти дни растеряться. Щербаков же не сидел и не выжидал у моря погоды, пока отыщется какой-то вышестоящий штаб и даст информацию об обстановке. Он целыми днями носился по стоянкам со своей картой, успевал опросить каждого летчика, вернувшегося с боевого полета. Допытывался, кто что видел на земле, в каком районе, в какое время. Сопоставлял противоречивые разведывательные данные, вносил уточнения, обобщал. Поэтому карта начальника разведки во многих местах была так истерта ластиком, что наименования некоторых населенных пунктов безвозвратно исчезли. Положил бы Щербаков такую замызганную карту на стол начальству в Богодухове - выговор бы непременно себе схлопотал. А теперь она лежала перед Гетьманом и Рябовым и для них была дороже всех сокровищ. Без всякой информации "сверху" теперь стало ясно, что сходящийся пучок синих стрел, изображавших вражеские колонны, направлен острием на Бобруйский участок. Сегодня командира и комиссара особенно обрадовало то, что на восточном берегу Березины против синих стрел Щербаков впервые нанес на карту красные дужки. Наши войска!
Но что это за части? Каковы их силы? В какой поддержке с воздуха они нуждаются?
Гетьман с Рябовым решили, что воспрепятствовать переправе противника на восточный берег - главная задача завтрашнего дня.
- Будем бить по понтонным мостам...
...Полковник Науменко действительно знал истинную обстановку на фронте лучше Гетьмана и Рябова, но о многом, что не пошло бы на пользу делу, он подчиненным решил не сообщать.
После войны генерал-полковник авиации Николай Федорович Науменко рассказывал мне о том, какая обстановка сложилась на западном направлении в канун войны.
Он был заместителем у генерала Копца. Задолго до вторжения немецко-фашистских войск в приграничном округе нельзя было не почувствовать запаха пороха. В июне особенно участились случаи перелета государственной границы немецкими самолетами. Генерал Копец тогда обращался к недоступному и властному командующему округом генерал-полковнику Д. Г. Павлову за разрешением "проучить наглецов". Командующий категорически запретил поднимать истребителей на перехват, ссылаясь на широко обнародованное сообщение ТАСС от 14 июня, в котором говорилось, что "...слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы...".
- Не поддаваться ни на какие провокации! - отрубил тогда командующий.
Когда сосредоточение крупных сил противника непосредственно у наших границ стало фактом, а немецкие разведчики открыто совершали облет районов базирования нашей авиации, Копец вместе с Науменко снова пришли к командующему.
- Разрешите рассредоточить авиацию на запасные аэродромы.
- Недальновидные вы люди, - ответил тот. - Нельзя давать никаких поводов для провокаций! Выполняйте-ка лучше мои указания по подготовке к учению. Займитесь настоящим делом. (22 июня на Брестском полигоне намечалось крупное опытное учение).
После первого массированного налета фашистской авиации генерал Копец сел в самолет. Он облетал все аэродромы, связь с которыми была сразу же нарушена. Куда он ни прилетал, везде видел догоравшие машины. Потери оказались колоссальными. Возвратившись в штаб, командующий ВВС округа закрылся в своем кабинете. Об этой трагедии тогда знали немногие.
На плечи полковника Науменко свалилась нелегкая задача собрать остатки авиационных частей и организовать их боевые действия. Эта задача оказалась исключительно сложной: засланными в наш тыл диверсантами были выведены из строя узлы и линии связи, управление авиационными частями нарушилось.
Не только авиация, но и войска округа не были в состоянии отразить удар огромной силы. В непосредственной близости от границы располагались незначительные подразделения, а большинство дивизий, предназначавшихся для прикрытия границы, находилось от нее далеко и занималось боевой подготовкой по планам мирного времени. Они тоже подверглись сильным ударам с воздуха и двигались к границе под непрерывными налетами авиации противника. Многие соединения были вынуждены вступать в бой неполным составом и разрозненно.
От командиров и политработников потребовались титанические усилия и разумная инициатива, чтобы в такой сложной обстановке организовать отражение натиска многократно превосходящих сил противника. При отсутствии связи с вышестоящими штабами часто приходилось действовать по собственному усмотрению.
Очень трудно было в эти дни полковнику Науменко. Из-за отсутствия связи он целыми днями летал на самолете У-2 с одного аэродрома на другой, ставил задачи авиационным частям. Задачи эти нужно было согласовывать с действиями войск, о чем можно было узнать в штабе западного фронта или штабах армий. Но штабы часто меняли месторасположение, и найти их подчас было нелегко. Приходилось приземляться у дорог, по которым двигались войска, расспрашивать. В такие дни Науменко обычно ставил задачу на "разведку боем", смысл которой - сам ищи противника и бей.
28 июня Науменко в поисках штаба фронта решил "прочесать" дорогу от Старого Быхова на север вдоль Днепра. Не долетая до Могилева, заметил сильно пылившую по проселку легковую машину. Она круто свернула в лес. Сделал над этим местом круг и увидел в густой роще несколько палаток и автомашин. Сел поблизости на поляну, подошел к остановившейся на опушке легковой "эмке". Водителя где-то видел - знакомое лицо.
- Кого привез? - спросил его Науменко.
- Сандалова, товарищ полковник...
- Вот как! - обрадовался Науменко. Случайно ведь отыскался начальник штаба 4-й армии Сандалов, с которым в канун войны пришлось уточнять план несостоявшегося опытного учения.
Углубившись в лес, Науменко увидел сидевшего около палатки на раскладном стуле командующего фронтом Д. Г. Павлова. Ему что-то докладывал по разложенной на столе карте Сандалов.
Павлов за эти дни осунулся, сгорбился, и в нем трудно было теперь узнать прежнего властного человека, каким его в последний раз видел Науменко в Минске. Командующий тихо сказал Сандалову:
- Отбить Бобруйск... Свободны.
Около Павлова толпились офицеры штаба с картами и документами. С часу на час ждали прибытия из Москвы маршалов Советского Союза К. Е. Ворошилова и Б. М. Шапошникова. Командующий фронтом заметил стоявшего поодаль Науменко и тут же отвел от него безразличный взгляд. Начал подписывать документы, почти не читая их. "Не до авиации, видно, сейчас ему", - подумал Науменко о Павлове и заспешил за Сандаловым, шедшим к своей машине.
- Где вы сейчас находитесь? - спросил у него Науменко.
- За Березиной, в трех километрах западнее Бобруйска. Мы там штурмовиками бьем переправы. Правильно действуем?
- Очень правильно! Действуйте в таком же духе!
- А где ваш правый сосед? - спросил Науменко о 13-й армии.
- Дерется где-то в районе Минска... Прилетайте к нам, там потолкуем, сказал Сандалов, закрывая дверцу автомашины.
- Поглядывайте почаще вверх, по всем дорогам "мессершмитты" зверствуют, посоветовал Науменко на прощание.
Попытался Науменко у штабных офицеров уточнить местонахождение штаба 13-й армии - они и сами этого точно не знали. Туда направили на самолете У-2 офицеров связи с приказом командующего фронтом - во что бы то ни стало удержать Минский укрепленный район. Удастся ли вручить командующему 13-й армией генералу П. М. Филатову этот приказ?