- Что там за скопище людей? - спросил он Рябова.
- Отдыхающая смена летчиков, товарищ генерал.
- И давно они там у вас лежат?
- Как только позавтракали, так и ушли на отдых.
- А после обеда что будут делать?
- Снова отдыхать, товарищ генерал. Летать будут завтра. Кравченко пристально посмотрел на Рябова. Раскрыл пачку "Казбека", вышел из машины, пыхнул дымком.
- И вы считаете это отдыхом? Настоящая лежка, как у медведей зимой. Только те забираются в самую глухомань лапу сосать, а вы держите летчиков на аэродроме. Ведь тут все у них на глазах происходит. Небось про себя счет ведут: сколько не вернулось с задания, кого как зенитки или "мессеры" побили. Если на такое насмотришься, невольно разные мысли в голову полезут... А вдруг фрицы налетят да перебьют наш золотой фонд прямо на аэродроме, тогда что? В воздухе теряем, не хватало еще и на земле!
Рябов молчал. Не может же он тут, на лесном аэродроме, красный уголок построить...
- Вот что, - приказал Кравченко, - берите полуторку да поезжайте вместе с этими летчиками на речку, искупайтесь. Пусть снимут амуницию, бельишко пополощут, побултыхаются нагишом. А из Костюковичей привезите туда вина, закуски... Всех оделите, да не скупитесь, пусть разрядятся. Сейчас это даже приказом разрешено. Я, пожалуй, к вечеру тоже туда прикачу.
Летчики второй смены с наслаждением барахтались в тихой речушке Беседь, а потом на зеленом бережку закусывали и не спеша посасывали из горлышка сладкую яблочную наливку, врученную каждому лично Рябовым.
Борис Евдокимович всех как будто оделил, никого не обидел. Потом заметил стоявшего поодаль с безразличным видом капитана Лесникова. Тот подпирал плечом ствол березы, записная книжка в руках.
- Лесников! - весело крикнул Рябов. - Стихи, что ли, сочиняешь? Подходи, не задерживай!
- Я тут регистрацию заканчиваю... - отозвался Лесников.
- Какую еще регистрацию? Лесников пояснил:
- А помните, Борис Евдокимович, когда меня за это самое на партячейке разбирали. Тогда выходило, что вроде бы никто из активно выступавших против меня в рот вина никогда и не брал. А теперь посмотрите, какая у всех активность, - аж на высшем уровне колышется!
Наш комиссар ценил остроумие и любил шутку.
- Ты и меня в "активисты" записал?
- Еще не успел, - замялся Лесников.
- Что больше уважаешь?
- Мне уж, Борис Евдокимович, чего-нибудь покрепче...
Командир 4-й эскадрильи капитан Владимир Дмитриевич Лесников "прикладывался" к своему "крепкому" в последний раз. На следующий день он не вернулся с боевого задания. Это была тяжелая для полка безвозвратная потеря...
Бдительность
Когда разыскивали севшие вынужденно самолеты, техник Андрей Лиманский направился через лес к деревне Прусино: решил расспросить жителей да заодно раздобыть перекусить. Уж очень проголодался.
Выйдя из леса, он увидел вдалеке селение и заметил стоявший у крайних изб штурмовик. Техник несказанно обрадовался неожиданной находке и прибавил шагу.
Самолет стоял в картофельной ботве на колесах - значит, вполне исправный. Издали различил выведенный на фюзеляже белой краской номер: двойку. Так это же комиссара Рябова самолет! Как же он его в грозу так ловко "припечатал" и не скапотировал?
Штурмовик окружили суровые бородачи. У одного за поясом топор, другой в руке держит, словно пику, вилы. "Похож на Ивана Сусанина, - подумал техник. Мощную охрану выставил Рябов".
Подошел к старикам, поздоровался. Ответили на приветствие сдержанно, а тот, что был с топором, спросил:
- А хто вы будете?
- Я из авиационной части. Техник.
- По какой вы тут справе?
- Разыскиваю наши самолеты.
Старики косились на небритого пришельца, угрюмо помалкивали, переминаясь с ноги на ногу. Лиманский почувствовал недоброе и спросил:
- Где же летчик с этого самолета?
- А ён у той баньке под надежной охраной находитца.
- Зачем ему охрана?
- А чтоб не утек. Дюже дябелый немец попався.
- Какой немец?! - изумился Лиманский. - На этом самолете наш комиссар летает!
- Мы уже не ядного такого "комиссара" споймали, что на ерапланах летають ды на парашютах в красноармейской форме спускаютца...
Лиманский не на шутку переполошился. В ту пору было немало слухов о немецких диверсантах, парашютистах, шпионах, засылаемых к нам в тыл. Для таких слухов были основания. По проходившим через города западных областей войскам стреляли с чердаков. Часто нарушалась проводная связь - кто-то вырезал большие куски проволоки. А случай на Березине...
Какой-то комиссар прикатил на полуторке с саперами к мосту, где шла переправа на восточный берег. По чьему-то приказу мост взорвал. Выяснилось, что такого приказа никто не отдавал. Задержанные "саперы" оказались переодетыми в красноармейскую форму диверсантами. Совинформбюро в те дни сообщило о высадке на территории Белоруссии нескольких групп парашютистов, переодетых в нашу форму. Их выловили местные жители и передали военным властям. При них оказались радиостанции и фальшивые документы.
Распространялись, конечно, и ложные слухи, чтобы сеять панику и отвлекать наши силы для поисков диверсантов.
Лиманский решил выручать своего комиссара. Направился к месту заключения Рябова. Завернул за угол бани - у дверей два старика. У одного на плече берданка. Близко не подпускают, в переговоры вступать не хотят. Крепко, видно, знают службу вояки старой закалки. Второй, безоружный, был как бы за разводящего. По настоянию Лиманского он пошел за "старшим". "Не хватало, чтобы они и меня заперли в этой бане, как диверсанта какого", - подумал техник с опаской.
Пришел "старшой" - сам председатель сельсовета. Долго вертел удостоверение Лиманского. Охрану отстранить решился не вдруг.
Вошли в темную баню. На широкой скамье, подложив под голову парашют, лежал прикрытый коричневым регланом человек. Лица не видно, но реглан такого цвета единственный в полку. Надо же, Рябова арестовали!..
Техник еле растолкал своего комиссара. Тот протер глаза, спросонья недоумевающе осмотрелся, потом узнал Лиманского и громко расхохотался.
- Вот до чего дожили! Комиссара за фашиста признали. Да кто? Мои же земляки! "Нет таких самолетов, - говорят, - у русских". - "Смотрите же, объясняю им, - вон красные звезды!" - "Хе... Намалевать можно что угодно. А вот летчиков таких толстых и рыжих у нас не бывает". Я уже начал с ними калякать по-белорусски, говорю, что до моей родной деревни отсюда километров тридцать. Полесье называется. И этому не поверили. "Здорово, - говорят, немец Белоруссию по карте выучил и наш говор даже усвоил". И смех и грех. Бдительность, впрочем, на высоте!
- И сколько бы вы тут нашего комиссара держали? - спросил Лиманский у председателя сельсовета.
- Нияк не дозванитца в район, чтобы органы вызвать, званки штой-то не доходят... Где-то опять проволоку порезали, - ответил председатель. - А то приехали бы быстро и разобрались, что к чему.
"Двойка" Рябова была вполне исправна, только горючего в баках маловато. Оно бы, конечно, нужно дозаправить самолет, но подвезти бензин в эту глухомань на далекое расстояние и по бездорожью - дело почти безнадежное. Прикинули - до Климовичей все-таки можно дотянуть.
Но как взлететь? Рябов долго бродил вокруг села, промерял широкими шагами разные площадки, все прикидывал. И выходило так, что лучшее место для взлета проселочная дорога. На ней твердый грунт, а в других местах то болотина, то рыхлая пахота. Дорога, правда, узкая, по обочинам есть канавы, а недалеко, по направлению взлета, стеной стоит высокий лес. Взлет предстоял рискованный. Нужно было идеально выдержать направление при разбеге, чтобы не угодить колесами в канаву, а потом еще успеть набрать скорость, чтобы "перепрыгнуть" через деревья.
Рябов сказал Лиманскому:
- Баки почти пустые, самолет от этого легкий, с "подрывчиком" до опушки все же взлечу. Но рулить до дороги по пахоте придется на повышенных оборотах горючего сколько сожжешь!.. А на руках ведь нам самолет и всей деревней, пожалуй, не выкатить - увязнет.