Старосты ждали у ворот. Никто не показывался, даже Рейнебот. Кремер следил за дорогой, которая шла от ворот. Он видел, как Клуттиг большими шагами прошел по дороге и исчез за административным зданием. У окошка слонялся дежурный блокфюрер.
На дороге показался грузовик с брезентовым верхом. Перед воротами он остановился. Сначала на землю сошли несколько эсэсовцев, за ними последовали заключенные. Кремер от удивления широко раскрыл глаза. С любопытством смотрели старосты сквозь ворота: ведь это же были…
У Кремера сильно забилось сердце. Это были заключенные из вещевой камеры. Их принимал блокфюрер. Появился Рейнебот и собирался сам распорядиться прибывшими. Но тут из здания вышел Швааль в сопровождении Вейзанга и адъютанта Виттига и направился к воротам. Рейнеботу не оставалось ничего другого, как приказать заключенным построиться вдоль стены у ворот. Он двинулся навстречу начальнику лагеря.
Швааль остановился перед заключенными.
— Что здесь происходит?
Рейнебот доложил:
— По распоряжению гауптштурмфюрера Клуттига девять заключенных и один мертвый доставлены из гестапо в Веймаре обратно в лагерь.
— А-а! — с интересом протянул Швааль, рассматривая заключенных, которые положили на землю что то тяжелое, завернутое в одеяло.
У Кремера перехватило дыхание: среди прибывших он не находил Пиппига… А там лежал мертвец…
Швааль заговорил, обращаясь к заключенным, притом настолько громко, что его могли слышать и старосты блоков.
— Благодарите создателя, что вы попались мне навстречу. — Затем повернулся к Рейнеботу: — Отпустить этих людей в лагерь!
Рейнебот щелкнул каблуками. Блокфюрер отпер ворота, заключенные пробежали мимо Кремера и блоковых старост и дальше — через апельплац. У стены остался мертвый.
Это происшествие вывело Кремера из равновесия, однако начальник лагеря уже вошел в ворота, и Кремер должен был исполнять свои нелегкие обязанности.
— Старосты блоков, смирно! Шапки долой! — скомандовал он.
— Вольно! — махнул рукой Швааль.
Рейнебот держался в стороне. Заложив большой палец за борт кителя, он барабанил остальными.
Швааль прошелся взад и вперед, затем остановился. Подперев кулаками бока, он выпятил живот и расправил плечи.
— Я отпустил тех людей в лагерь. Вы видели? — Он посмотрел на Кремера.
— Так точно! — ответил тот.
— Следовательно, им больше ничего не грозит. Вам ясно?
И снова Кремеру пришлось ответить:
— Так точно!
Швааль стал в позу, рисуясь перед Вейзангом и Виттигом.
— И вообще им уже ничего больше не грозит. Даю вам честное слово офицера, что лагерь не будет эвакуирован. Я останусь с вами до конца. Если при вступлении союзников еще буду жив, я сдам лагерь, согласно правилам. — Он выдержал паузу, обводя взглядом всю группу. — Вы меня поняли?
— Так точно! — пробормотали старосты. Их ответ прозвучал глухо, словно мешок на землю упал.
Швааль снова прошелся взад и вперед.
— Иностранные радиостанции, — продолжал он, — передают, что с тех пор, как я здесь начальником, условия в Бухенвальде улучшились. Меня радует, что это стало известно общественности. Что принесут нам ближайшие дни, мы не знаем. Я даю вам полномочия сообщить людям то, что я вам сказал, и, полагаясь на мое честное слово, признать их соблюдать порядок и дисциплину, что бы ни случилось. Я получил от рейхсфюрера СС приказ разослать в близлежащие населенные пункты заключенных в качестве команд по уборке и расчистке. Работники этих команд получат полным гражданский паек, во время воздушных налетов они будут находиться в надежных бомбоубежищах и по окончании работ вернутся в лагерь. Надеюсь, заключенные исполнят свой долг.
Он молча постоял перед группой, всматриваясь в лица блоковых старост. По-видимому, он сказал все.
— Лагерный староста, уведите людей!
Ни один мускул не дрогнул на лице Кремера. Он тотчас же повернулся к группе и скомандовал:
— Шапки надеть! Налево кру-гом! Шагом марш!
Сам он пошел последним. Железный обруч, казалось, сдавил грудь Кремера: у ворот лежал Пиппиг.
Швааль смотрел вслед уходящим. Собираясь и сам уйти, он бросил Рейнеботу:
— Ну, каково ваше мнение?
Рейнебот отдал честь.
— Поразительная дипломатическая мудрость, господин начальник лагеря!
Швааль выдвинул подбородок из воротника. Вейзанг, следуя за начальником, мимоходом ткнул Рейнебота в живот.
— Он у нас молодчага, а?
Рейнебот усмехнулся, скаля зубы.
Гефелю и Кропинскому было отчетливо слышно все, что говорилось у ворот. Уже несколько дней Мандрил держал их в камере на ногах. С самого раннего утра. Лишь после вечерней переклички им разрешалось лечь, Тогда они по холодному, как лед, цементному полу подползали как можно ближе друг к другу. Однако ночная стужа гнала сон из тела. Ослабленные постоянным голодом, измученные болью в разбитых членах, они в полузабытьи томились всю бесконечную ночь, которая обрывалась в пять утра, когда Мандрил отпирал камеры.