— Что, разместили ораву? — набросился он на Кремера, как только тот вошел.
— Так точно!
— Ну то-то! Теперь слушайте: к завтрашнему утру вы приготовите эшелон в десять тысяч человек. Из людей, годных к походу, понятно?
— Так точно!
Рейнебот подошел к Кремеру вплотную, глаза его злобно сверкали:
— Если опять начнутся такие фокусы, как с евреями, я своими руками повешу вас на воротах, понятно?
— Так точно!
— К завтрашнему утру — это значит, что в восемь часов эшелон должен быть готов. Идите!
Клуттиг, сидевший на письменном столе Рейнебота, вскочил и загородил Кремеру дорогу.
— Где сорок шесть?
У Кремера готово было сорваться с языка: «Не знаю», — но он сказал:
— В лагере кавардак. Лагерная охрана искала и никого не нашла.
Клуттиг яростно схватил Кремера за куртку.
— Мерзавец! — проскрежетал он. — Тебя я приберегаю на закуску. Не надейся, что уйдешь целым! Для тебя, Гефеля и поляка у меня найдется в обойме по патрону.
Он сунул Кремеру под нос пистолет. Кремер выслушал Клуттига молча. Молнией блеснула мысль: «Значит Гефель и Кропинский еще живы!»
— Еврейский ублюдок тоже от нас не уйдет! Мы уберем всех до единого!
Вмешался Рейнебот:
— Вы теперь знаете все, что требуется, — сказал он, отсылая Кремера, и, оставшись с Клуттигом наедине, круто повернулся к нему.
— Идиот! Я говорю ему, что поляк и Гефель давно подохли, а ты…
— Как ты разговариваешь со мной, твоим гауптштурмфюрером?
Рейнебот криво усмехнулся.
— Отвыкай величать себя «гауптштурмфюрером», сынок! Скоро придется нам стать вежливыми и… скромными людьми.
Желая поскорее узнать обо всем, Бохов поджидал Кремера в канцелярии и, завидев его на апельплаце, перешел в его комнату. Когда Кремер с размаху швырнул шапку на стол, Бохов сразу почувствовал, что произошло что-то особенное.
— Что случилось?
Кремер мрачно усмехнулся.
— Помахал он у меня перед носом своей хлопушкой…
— Кто?
— Клуттиг. — Кремер сел за стол и желчно рассмеялся. — А потом Рейнебот постарался как можно скорее выпроводить меня, чтобы я не слушал, как баран-гауптштурмфюрер выбалтывает секреты.
— Да в чем дело? — не терпелось узнать Бохову.
Кремера наполняло чувство торжества. Он воздел руки, ему хотелось кричать, радостная улыбка осветила его лицо, но чрезмерный восторг вдруг увял от внезапной усталости. Кровь отхлынула от напряженных мышц, Кремер опустил руки и встал.
— Подожди, подожди, Герберт. Дай мне сначала справиться с тем, что творится у меня внутри, — тепло сказал он и провел ладонями по груди. Затем, обойдя вокруг стола, он положил руки Бохову на плечи. — Оба… те, что в карцере… еще живы. Теперь я это знаю. И знаю больше: можно вытащить наших сорок шесть товарищей из нор: их больше никто не ищет.
— Наверно?
— Да. — Кремер глубоко вздохнул, и складка на переносице обозначилась еще резче. — Теперь колесо завертится. К завтрашнему утру я должен приготовить эшелон в десять тысяч человек. Может быть, мне удастся затянуть отправление до полуденной тревоги. Тогда мы выиграем несколько часов.
— Сделай все, что можешь, Вальтер!
И вдруг Кремер без всякой связи спросил:
— Где ребенок? Где он, Герберт?
— Я не знаю.
Кремер пристально смотрел на Бохова — правду ли тот говорит.
— Отыщи его! — сурово сказал он.
— Зачем?
— Как так — зачем? — раздраженно ответил Кремер. Он сел за стол, положил руки одна на другую и, посмотрев на них, тихо заговорил — Слишком много нам уже стоил этот малыш. Теперь он должен быть со всеми, как Гефель, Кропинский, как сорок шесть товарищей, как Пиппиг, ты, я… Он должен двинуться с нами вперед или умереть с нами. Но он должен быть здесь! — Он крепко ударил кулаком. — Где он? Найди его!
Бохов молчал. Он понимал друга, и требование Кремера находило отклик в его сердце.
Но Кремер, видя, что Бохов молчит, бесцеремонно и гневно продолжал:
— Его унес кто-то из вас, кто-то из ИЛКа! Кто?
Кремер становился все более нетерпелив.
— Найди его! — настаивал он. — Если товарищи будут возвращаться из своих нор, малыш тоже не должен больше… Кто знает, где он ютится?
Бохов вздохнул.
— Ты прав, Вальтер, — сказал он. — Отчего ему не двинуться с нами вперед или… Ты прав, Вальтер. Я постараюсь выяснить, куда его сунули.
Кремер медленно встал, он смягчился и стал миролюбивее.
Приказ о подготовке эшелона тяжело обрушился на многие блоки. Старосты принесли этот приказ из канцелярии, куда их вызывал Кремер.