— Убирайтесь!
А когда Пиппиг был уже у двери, он крикнул:
— Держать язык за зубами, понятно?
Как было Пиппигу не понять! И он чистосердечно ответил:
— Что вы, гауптшарфюрер! О таких вещах ведь не болтают…
В Цвейлинге бушевала ярость. Он сел за стол, и взгляд его забегал по карте.
Всего лишь несколько дней назад ему пришлось удлинить стрелки до Майнца, а теперь они продвинулись уже до Франкфурта…
Наверху, в северной части западного фронта, стрелки указывали уже на Дуйсбург. Пройдет немного времени, и ему придется направить стрелки на Кассель. А тогда через Вестфалию и Гессен враги вломятся в Тюрингию…
Бесплодная ярость Цвейлинга, понимавшего, что он отдал себя в руки Пиппига, сменилась жгучим страхом. «У тебя на совести Гефель и Кропинский…» Сколько уверенности появилось вдруг у этих мерзавцев!..
В обеденный час Бохов зашел к Кремеру.
— Есть новости?
— Нет.
Бохов сжал губы. На лице у него была тревога.
— Что-нибудь случилось? — спросил Кремер.
Бохов не ответил. Он сдвинул шапку на затылок и хотел было сесть на стул, но раздумал. Решение обратиться к Кремеру, чтобы он поручил постороннему человеку спрятать оружие в более надежное место, чрезвычайно его тяготило. Впервые тайна выходила за круг посвященных. Кремер чувствовал, что в Бохове происходит внутренняя борьба.
— Ну, говори же!
Бохов вздохнул.
— Ах, Вальтер, что за жизнь, что за жизнь!.. Иногда я готов проклинать того, кто сейчас сидит там…
Он имел в виду Гефеля.
— Да полно тебе, — упрекнул его Кремер и тут же, успокаивая, добавил — Это ведь наш товарищ. Правда, он начудил, но зачем проклинать?.. Друг, не давай воли нервам!
Грубая сердечность Кремера пришлась Бохову по душе.
— Да-да, совершенно верно, совершенно верно… Но, видишь ли, есть еще одно дело, которое надо уладить, и притом быстро.
Кремер не был удивлен, узнав от Бохова, что вещевая камера служит одним из хранилищ оружия. Он знал человека, кому можно было поручить это задание, — Пиппиг!
— Я все устрою, не волнуйся, успокоил он Бохова.
Тот назвал ему номера мешков и объяснил, где они висят. Потом сказал со вздохом:
— Самое скверное в этой истории то, что приходится стоять в стороне и нельзя ничего предпринять…
Кремер выпятил нижнюю губу.
— Почему ты считаешь, что нельзя ничего предпринять? Нам следовало бы, например, попытаться вытащить наших двоих товарищей из карцера.
Бохов рассмеялся, словно услышал шутку.
— Я уже кое-что предпринял…
Смех Бохова оборвался.
— Ты с ума спятил?
— Нет, — сухо ответил Кремер. — И, надеюсь, ты одобришь.
Он рассказал, о чем они сговорились с Шюппом.
— Тот, наверно, уже добрался до Пиппига. А на Пиппига ты можешь положиться: хитрейший малый! Он сумеет подцепить Цвейлинга на крючок. Разве нам не стоило попытаться?
— До чего мы дойдем… — проскрипел сквозь зубы Бохов и закрыл руками лицо. Покачивая головой, смотрел Кремер на этого волевого человека, у которого вдруг сдали нервы.
— Я всегда говорил себе: Бохов — это чурбан; его ничто не проймет. А теперь поглядите-ка на этот чурбан…
Бохов не откликался. Так приятно было укрыться за своими руками. Опустив их через некоторое время, он, устало улыбаясь, кивнул Кремеру.
— Ты прав, Вальтер, сейчас нельзя терять голову.
Он собрался уходить, но на мгновение задержался.
— А что касается Цвейлинга… хорошо, надо испробовать все…
Бохов направился к выходу.
С глубоким сочувствием смотрел Кремер ему вслед. Как устало опустились у Бохова плечи.
В тот же обеденный час Мандрил, сидя в казино, обратил внимание на заключенного, который в углу зала чинил один из столиков. С тупым любопытством Мандрил следил за тем, как столяр завинчивал тиски, которые крепко сжали склеиваемые деревянные части. В этом не было ничего особенного.
Однако вечером, придя еще раз в казино и потягивая шнапс, Мандрил вспомнил о тисках. Они вдруг пробудили его интерес. Он подошел к отставленному в сторону столику и принялся рассматривать инструмент. Наконец попытался отвинтить тиски, но они сидели прочно, и освободить их можно было только при большом усилии. В казино в это время оставалось уже мало посетителей. Несколько блокфюреров сидели в зале и наблюдали за странным поведением Мандрила. Заключенные, обслуживающие эсэсовцев, тоже украдкой следили за ним. Мандрил держал тиски в руках, и за его низким лбом, по-видимому, шла какая-то работа. Блокфюреры не решались заговаривать с этим страшным человеком, который с тисками и руках вернулся к своему столику. Заметив, что на него поглядывают, он скривил бесцветный рот в тупую усмешку. Было уже поздно, когда Мандрил покинул казино.