Обтершись полотенцем, Федор вернулся к кровати и лег.
«Вот такая вышла с вами, товарищ гвардии старший лейтенант, загвоздочка. И что дальше вы будете делать? Воевать? Или собираться домой? Легче, конечно, отказаться, хватит, навоевался. Чего им еще нужно от меня? И тут же, Феденька, к тебе прикрепится хвостиком прекрасная фразочка – «трус». «Трус», «трус». Погоди-ка, а как старшина на меня посмотрел после того, как я вышел из туалета. Что, и он знает, в какую историю меня хотят втянуть? Навряд ли, он посмотрел в мои глаза, потому что они красные и опухшие. Да, да, и потому что от меня несет перегаром после того трехзвездочного коньяка.
Погоди-ка, – Федор закашлялся. – Погоди-ка, он точно знает, как я бежал сломя голову от афганца, который гнался за мной с саблей. Бли-ин. Да, да, когда я пробегал мимо БМПэшки, на ней сидел механик-водитель. Как его, м-м-м, Ми-ми-хайлов. Точно, Михайлов. И он обо всем этом всем растрезвонил. Черт. Правду говорят: «От любви до ненависти один шаг». А при чем здесь «любовь»? Ладно, изменим это слово на «уважение». А не все ли равно, какое это имеет значение – «любовь» или «уважение»? Завтра же вся рота, батальон, полк будет смеяться над тем, как я струсил и бежал от афганца».
Федор, сдавив губы, уставился в потолок. Хотелось рвать и метать. Ну, черт, попался.
Майор вытащил из ножен саблю и двинулся к Кулибину.
«Ну что, решил, а? Решил? Ну так что?» – и начал тыкать в Федора саблей.
– Товарищ гвардии старший лейтенант, товарищ гвардии старший лейтенант, проснитесь, к вам пришли.
Федор открыл глаза, перед ним было лицо не того майора с саблей, а лицо солдата.
– Товарищ гвардии старший лейтенант, извините, – улыбнулся парень, – к вам пришли, – и он отошел в сторону.
– Доброе утро, Федор Валентинович! – вышел из-за спины дневального майор Федорцов.
– Ой, извините, – тут же вскочил с постели Кулибин.
– Ч-ч-ч, – приложил указательный палец к губам майор, – не шумите, люди спят. До подъема еще десять минут. Я вас жду у выхода, туда пойду, – махнул рукой за спину майор, – в смысле, к плацу подходите.
– Вы это…
– Ч-ч-ч, – заново приложил указательный палец к губам Федорцов. – Три минутки вам хватит?
– Да, да, – сказал Кулибин и начал быстро натягивать на себя штаны, китель…
– Еще, – майор показал, что что-то хочет сказать ему на ухо.
– Да, – шагнул к нему старший лейтенант.
– У тебя случайно с собой нет сберегательной книжки?
– В чемодане. Он здесь, в каптерке.
Майор посмотрел на часы:
– Торопись, а то скоро подъем роты, – и быстро пошел к выходу из модуля.
– Так, так. – Хирург, внимательно осматривая левую бровь Федора, произнес: – Нужен глубокий разрез, и желательно, чтобы быстро затянулось, а то пыль, мусор.
– А что, спрятать рубец от пыли нельзя? – спросил особист.
– Будет мешать заживлению, может оставить после себя какие-то изменения. Шов один, и если судить по снимку, то рана получена недавно. Такое впечатление, что он был ранен осколком камня или снаряда. Осколок прошел сверху вниз.
– Ножом, – поправил хирурга майор. – Ладно, Петя, времени у нас нет.
Федор думал, что будет больно, но оказалось не так. Только почувствовал на верхней скуле прикосновение холодной, мокрой салфетки и от нее резкий запах спирта.
Но вот когда капитан начал накладывать на брови шов, проткнув кожу иголкой, то непроизвольно ойкнул.
Все. Ан нет, теперь хирург пальцами оттянул веко Федора, и он этим глазом на мгновение увидел его прокуренные усы, и в нос ударил резкий запах спирта, и с испугом подумал: только бы хирург не разрезал его.
– Все, старший лейтенант. Теперь так, бровь не трогать, а вообще глаз не трогать. Товарищ майор, вы хоть что говорите, но на улицу ему желательно без повязки не выходить в течение двух часов, пока не затянется рана.
– Ладно, – услышал старший лейтенант голос особиста. – Вы теперь ему там на шее что нужно сделайте и на ухе.
На шее Федора хирург сделал несколько ожогов с помощью раскаленного кончика пинцета. Чем-то их смазал и, не задавая особисту вопросов, заклеил их лейкопластырем.
– А вот на подбородке у него тоже есть ссадина, – рассматривая фотографию человека, в которого должен превратиться Федор, сказал хирург.
– Где? – с удивлением взглянув на фотографию, спросил майор.
– Вот, посмотрите сюда. Это, скорее всего, травма, полученная им в детстве.
И тут же Федор почувствовал, как что-то твердое и горячее прикоснулось к его подбородку, но двинуть головой, сильно зажатой в ладонях Федорцова, он так и не смог.