— Я согласен, — сказал Каллен. — Но думаю, будет лучше, если мы сможем перетянуть некоторых наиболее уважаемых членов общины. Вассермана и Беккера, например…
— Вассерман ни за что не перейдет, — сказал доктор, качая головой.
— Думаю, я знаю, как его убедить, — внезапно сказал Аронс.
— Да?
— Если мы сначала уговорим рабби…
Все посмотрели на него и затем повернулись к Паффу.
— Я не думаю, что рабби перейдет, — сказал Пафф. — И не уверен, что он нам нужен. Он слишком независим.
— Он нравится детям, — сказал Аронс упрямо. — Они любят его. Ты же знаешь, какие теперь дети. Они задают тон. Никто из них на самом деле не хочет ходить в еврейскую школу. Кто может их осудить? Так вот, если с нами будет рабби, которого любят дети, их родители перейдут хотя бы для того, чтобы дети ходили в школу.
— Ты попал в точку, — сказал Пафф. — Но я абсолютно не представляю, как его убедить.
— Держу пари, что Вассерман смог бы.
— Но он не станет, — сказал Пафф. — И потом, это ты рабби хотел использовать, чтобы убедить Вассермана, ты не забыл?
— А Беккер? — спросил Каллен.
— Он согласится, держу пари. И попробует уговорить рабби. А если мы перетянем рабби, то и Вассерман будет с нами.
— Это уже что-то, — сказал Пафф. — Вот что, завтра я загляну к Беккеру. — Он подмигнул. — Подходит время менять машину. На этот раз я, может быть, заинтересуюсь «линкольном».
Глава XV
Мириам заглянула в кабинет и сказала, что пришел мистер Картер.
— Мистер Картер?
— Да, Дэвид, плотник. Он пришел починить рамы и заменить шнуры.
Мистер Картер, крупный, костлявый человек, стоял в дверном проеме. Тяжелая сумка с плотницким инструментом в огромной грубой руке оттягивала его широкие плечи не больше, чем легкий дипломат — плечи бизнесмена. Прядь черных волос спадала на покатый лоб, лицо было покрыто темным загаром, как у человека, который проводит большую часть времени на открытом воздухе.
— Я договорился с хозяйкой прийти сегодня утром, — сказал он, — но когда пришел, дом был закрыт и никого не было. У меня сегодня мало времени, но я могу начать, а закончу завтра или во вторник.
— Нас задержали, и мы вернулись только час назад. — Рабби нахмурился. — Честно говоря, мистер Картер, мне не нравится, что вы будете работать в воскресенье, в выходной. Это неправильно.
— О, это не мой выходной, рабби, и почти все в городе знают это. Так что не беспокойтесь насчет того, что они могли бы подумать…
— Что вы хотите сказать? Вы городской атеист? — спросил рабби с улыбкой, проводя его внутрь к окнам, которые надо было отремонтировать.
— Нет, я вовсе не атеист, я не хожу в церковь, но я не атеист. Я соблюдаю выходной, но ваш, а не воскресенье.
— Адвентист седьмого дня?
— Нет, хотя я согласен со многим из того, во что они верят. Я соблюдаю субботу, потому что это день, который Бог повелел мне соблюдать.
— Что вы имеете в виду — Бог вам повелел?
— Ну, это трудно объяснить. Я имею в виду — как именно Он повелел мне. Понимаете, это не были слова, но если перевести это в слова, было бы что-то вроде: «Рафаэл, после того, как я потратил шесть дней на создание вселенной и всего в ней, я отдыхал, и это было хорошо. А что хорошо для Меня, хорошо и для тебя, потому что я создал тебя по своему образу. Я хочу, чтобы ты работал шесть дней каждую неделю и затем отдыхал в седьмой. Это правильное соотношение. И один день так же важен, как остальные».
Рабби подозрительно посмотрел на него, задаваясь вопросом, не морочат ли ему голову, но лицо Картера было открытым и бесхитростным.
— И когда это случилось? — осторожно спросил рабби, не зная, с каким человеком он имеет дело.
— Вы хотите сказать, когда Бог дал мне именно это указание?