— Да? — сказал он.
— Где все? — спросил я.
— Играют в «Поденщике», — ответил он. — Где и вам быть полагается.
— Но я же думал, дротики по четвергам.
— Это если дома играем! — рявкнул он. — А на выезде по вторникам.
— Ой, — сказал я. — Этого я не знал.
— Вы что, не читаете расписания игр?
— Э… нет, извините.
— Ну все равно вы уже опоздали. Матч наполовину кончился.
— Извините.
— Чего будете?
— Пинту «Экса», пожалуйста.
— Бочка всё.
— Ох, — сказал я. — Что ж, я могу подождать, пока замените.
— Не собираюсь я ее менять.
— Вот как?
— Да, боюсь, что нет.
И с тем он вернулся в верхний бар, откуда его дружки посматривали на меня вроде как злобно. Я же остался стоять — мне было неловко, и я не понимал, что делать, но тут заметил, что не вполне один. Еще в нижнем баре сидел подельник Брайана Уэбба по давешнему перемещению овец. С того раза мы с ним немного раззнакомились, и я теперь знал, что его зовут Морис. Оказалось, это он водит школьный микроавтобус. Он поманил меня к себе, я подошел, и он тихо заговорил.
— Объяснимая ошибка, — сказал он. — Ничего не попишешь.
— Да нет, — сказал я. — Приди я пораньше, я бы знал. Мне очень хотелось еще раз сыграть в «Поденщике».
— Я знаю, но теперь вы всех взяли и расстроили, поэтому вам лучше какое-то время не высовываться.
— Что же мне теперь делать?
— Ну, лучше всего вам будет выпивать неделю-две где-нибудь в другом месте, пока все про это не забудут.
Во мне вдруг шевельнулся испуг.
— Но тут же один «Перезвон», — сказал я.
Морис сочувственно поглядел на меня.
— Стало быть, тогда там, нет?
7
На следующий день я работал в сарае, когда со двора ко мне приплыли «Полфунта киселя». Я быстро подошел к двери и выглянул в щель — туда как раз подъехал желто-белый фургон мороженщика. Очень традиционное транспортное средство. На крыше был установлен большой пластмассовый рожок, а под ним синим значились слова «СНЕЙТ ИЗ УЭЙНЗКИЛЛА». Машина остановилась, холодильный агрегат ее продолжал жужжать, а все огни сверкали. Кто за рулем, я несколько мгновений разглядеть не мог — голова водителя пряталась, пока он возился под приборной доской. Казалось, у него значительные трудности с бубенцами — машинка все время повторяла наобум «Полфунта киселя», и управиться с нею он, очевидно, не мог. К тому же играло очень громко. Звук шел из четырех серебристых рожков спереди фургона, а затем эхом отзывался от различных построек во дворе. Я откатил дверь сарая полностью и вышел на улицу. Заглянув в кабину, разглядел, что водитель отчаянно пытается перемкнуть различные проводки, чтобы как-то повлиять на этот перезвон, но все было тщетно. Водителем был Дикин.
— Чертовы бубенцы, — сказал он, выскользнув из кабины по сиденью и вылезая наружу. — Все время заедает.
— А вообще их выключить нельзя? — предположил я.
— Нет, — ответил он. — Если так сделать, фары гаснут и холодильник отключается.
— Ох батюшки.
— Тут все не так законтачено, а я никак не могу разобраться.
— А с остальной песенкой что стало?
— Не знаю, — сказал он. — Я ни разу не слышал ничего, кроме «Полфунта киселя».
Пока мы с ним разговаривали, нас постоянно прерывали вопли из четырех рожков, и по каждому такому случаю нам приходилось обрывать беседу, пока шум не стихал.
— Хотите, я посмотрю, в чем там дело? — спросил я.
— Можно, если хотите, — сказал он. — Я уже сам не свой. Томми дома нет, видимо?
— Нет, извините.
Я влез в кабину и обнаружил, что внутри так же шумно — гудел холодильный агрегат, а над головой беспрестанно раздавался этот перезвон. На приборной доске имелся переключатель, из-под которого торчало несколько разноцветных проводков. Я попытался поменять некоторые местами, но преуспел лишь в том, что в пластмассовом рожке на крыше начали вспыхивать огоньки. Я воткнул провода в те же места, где они были раньше, и вылез из кабины. Затем предложил зайти в сарай, где все же было поспокойней.
— Ваша фамилия же не Снейт, верно? — поинтересовался я, когда мы зашли внутрь.
— Нет, — ответил он. — Я Дикин.
— Я так и думал. Так, а кто этот Снейт?
— Это человек, который владел фабрикой мороженого в Уэйнзкилле.