После этого молодежь стали вводить в строй еще осторожнее.
Почти все молодые летчики уже прошли боевое крещение, а мне все не везло. Наконец, настал день, когда комэск сказал:
- Ладыгин, где твой планшет?
- В самолете, товарищ капитан! - почти выкрикнул я.
- Возьми, и сейчас же на КП.
- Что? Сегодня, товарищ капитан?
- Да. Сейчас. Скажи, чтобы машину готовили к полету.
Все это капитан произнес так буднично, как будто я летал на боевые задания каждый день и по многу раз. Больше ничего не сказав, он пошел в сторону КП.
- Я как-то даже опешил. Столько ждал этого события, а он взял и все приземлил... Может быть, так и надо? Все-таки до чего же я еще наивный юнец. Праздник? Да тут люди воюют, а не празднуют.
Но все равно я был рад и не смог скрыть своего волнения, голос у меня срывался, когда говорил механику, чтобы он готовил машину к боевому вылету. Веденеев сам слазил в кабину и, достав мой планшет, протянул его мне:
- Вот, держите, товарищ младший лейтенант.- В голосе механика и в его глазах была какая-то неизвестная мне доселе дружелюбность. Поблагодарив его, я было бросился на КП, но потом, умерив свой пыл, пошел нормальным шагом. И хорошо сделал, так как у КП меня встретил комэск. Он посмотрел на меня озабоченным взглядом и каким-то чужим голосом сказал:
- Ладыгин, тебе сегодня лететь не придется. У меня чуть ноги не подкосились.
- Но, товарищ капитан...- взмолился я. А он, не слушая, продолжал:
- Поторопился я. Нам изменили задание. Вместо удара по автоколонне поставлена задача разведать боем три железнодорожных станции. Понимаешь, три, а не одну.
- Ну и что же, товарищ капитан. Надо же и мне когда-то начинать. Все уже слетали. Один я... А потом ведь уже и экипажу сказал. Как же теперь... в глаза им буду смотреть?
Он отвел свой взгляд и опустил голову.
- Да! - сказал он после паузы и вздохнул.- Понимаешь, Ладыгин, что получается, действительно, я придерживал тебя, хотел, чтобы полегче тебе первый вылет достался. И совсем не потому, что ты летаешь плохо. Молод ты больно.
- Товарищ капитан, - перебил его, - ведь воюют и гораздо моложе меня, совсем мальчишки. Так что... Он не дал мне договорить.
- Знаю. Но то в наземных войсках. А в авиации мало таких. Чтобы стать летчиком, надо было аэроклуб кончить, а потом авиашколу. Сколько было, когда в аэроклуб-то пошел?
- Около шестнадцати, - честно ответил ему,
- Ну вот!.. А тут получается, что посылаю я тебя в самое пекло. Каждая железнодорожная станция у них плотно прикрыта зенитками.
- Но, товарищ капитан, ведь другие-то полетят. Вы не волнуйтесь, все будет в полном порядке.
Он еще раз пристально посмотрел на меня и опять, вздохнув, сказал:
- К тому же не я веду четверку, а мой зам, а он у нас тоже недавно. Незадолго до вас прислали.
- Да не волнуйтесь, товарищ капитан, - еще раз бодро заверил я, чувствуя, что он внутренне почти согласен.
- Ладно уж, назад отрабатывать не будем, - капитан положил руку на мое плечо. - В авиации заднего хода нет.
- Спасибо, товарищ капитан.
- Чего там спасибо. Если бы я сам тебе не обещал, ни за что бы не разрешил. Ты вот что, - капитан взял мой планшет, - видишь озеро? - Он показал на карту. - Это будет для тебя ориентир линии фронта. Как будете подлетать к озеру, закрой бронешторки радиатора и увеличь дистанцию и интервал, так как при перелете линии фронта вражеские зенитки почти всегда встречают нас. Как обстрел кончится, открой немного, а когда будете подлетать к первой станции, опять полностью закрой и можешь не открывать до последней атаки на третьей станции. Ну, а когда зенитки перестанут бить, не забудь открыть радиаторы, иначе мотор перегреется.
- Хорошо, товарищ капитан, не забуду.
- И еще вот что: в случае чего домой курс держи восемьдесят градусов. Выскочишь на свою территорию в районе озера, ты его издалека увидишь. А от озера возьмешь курс полсотни градусов и через пятнадцать минут будешь в районе аэродрома... Ну а остальное обговорите на предполетной подготовке с капитаном и участниками вылета.
Мы спустились в землянку КП полка. Землянка была разделена на две комнаты. В одной был собственно КП с картами, машинками, телефонами. В другой комнате был большой дощатый стол со скамьями вдоль стен и стола. В ней проводились совещания, занятия, разборы, собрания. Когда мы вошли, заместитель комэска уточнял с участниками вылета линию фронта. Он посмотрел на меня, на комэска, потом опять на меня. Ничего не сказав, он стал дальше перечислять населенные пункты и приметные места на карте, через которые проходила линия фронта. Мы подошли к столу и сели. Комэск помог мне нанести линию фронта и свернуть карту так, чтобы был виден весь маршрут нашего полета.
Когда с маршрутом все было закончено, заместитель командира эскадрильи сказал:
- Порядок построения будет следующий: первый я, за мной, - он посмотрел на меня, - Ладыгин. За ним - командир звена старший лейтенант Пивоваров со своим напарником. Идем левым пеленгом. Прикрывают нас две пары истребителей. Особенно не растягивайтесь. Помните, что недалеко от третьей станции вражеский аэродром. Вопросы есть?
- Есть, - сказал Пивоваров. - Как используем бомбовую нагрузку? Ведь первая станция может быть пуста. Стоит ли там сбрасывать бомбы?
Зам комэска посмотрел на командира звена и сказал:
- Может статься, что ни на второй, ни на третьей станциях ничего не будет. На то мы и делаем разведку боем. В общем, так: если на первой ничего нет, бомбы на станционные постройки сбрасываю я, если и на второй ничего нет сбрасывает Ладыгин. На третьей сбрасывает вторая пара. Ясно? Ну, а в случае чего - слушайте команду по рации.
- Ясно, товарищ капитан, - ответил Пивоваров.
- Товарищ капитан, - вмешался комэск, - я думаю, будет лучше, если первым сбросит бомбы Ладыгин, а вы, по вашему плану, вместо него - на второй станции.
- Есть, товарищ капитан, - ответил зам комэск.
- Какие будут еще указания?
- Больше никаких.
- Тогда по самолетам, - заместитель посмотрел на часы.- Через семнадцать минут выруливаем. Проверьте настройку раций. Идите.
Я оглянулся на комэска. Он приветливо, ободряюще кивнул мне. Я вышел из землянки и направился к своему "илу". Бежать, прыгать мне уже не хотелось. Сейчас, осознав всю сложность предстоящего задания, когда мы минимум пять раз должны будем побывать под обстрелом вражеских заниток, а может быть, еще и подвергнуться атакам "мессеров" (аэродром от третьей станции находился всего километрах в двадцати!), восторженность моя прошла, рассеялась, словно дым, уступив место какому-то новому, тревожному чувству. Никогда еще такого со мной не было... А может быть, зря напросился лететь именно сегодня? Нет, я нисколько не должен сожалеть об этом. Ну, тогда что же? Что это за чувство? А может быть, не один я испытываю его?.. Может быть, подобное чувство испытывают все участники предстоящего вылета?..
Когда я подошел к самолету, механик, приложив свою промасленную руку к ушанке, доложил:
- Товарищ младший лейтенант, самолет к боевому вылету готов. Мотор работает исправно, горючее заправлено полностью. Подвешено четыре бомбы по пятьдесят килограммов, взрыватели мгновенного действия. Боекомплект пушек, эрэс и пулеметов полный. Докладывает механик самолета старший сержант Веденеев.
Я слушал четкий доклад механика, глядя в его серьезные серые глаза, и щемящее противное чувство постепенно куда-то исчезало. Веденеев помог мне надеть парашют.
- Хорошо, спасибо, - сказал я. - А где Вениченко?
- В кабине с пулеметом занимается.
Колпак кабины стрелка был открыт, и Василий действительно возился с пулеметом, что-то протирал, прилаживал ленту, раскатывал турель. Заметив меня, Вениченко исподволь стал наблюдать за мной, очевидно, желая понять мое состояние. Мне нужно было что-то сказать ему, а я не знал что, не знал, какие в этих случаях надо задавать вопросы. Поднявшись на плоскость, я наконец спросил его: