В один из таких горячих боевых дней над аэродромом появилась изрешеченная пробоинами машина. Сделав два круга, она пошла на посадку. И тут все увидели, что только одна нога торчит из-под плоскости, а другой нет. Финишер выпустил несколько красных ракет прямо перед носом "ила", а летчик упрямо продолжал посадку с одной ногой. Знает ли летчик, что у него выпустилась только одна нога? Ведь если не знает, то сейчас произойдет катастрофа, и экипаж, уцелевший в бою и долетевший до дома на искалеченной машине, сейчас погибнет здесь у себя на аэродроме! Ведь лучше выпрыгнуть с парашютами. Ну, в крайнем случае можно посадить ее на "живот". Риска здесь меньше. Но ведь для этого нужно убрать шасси. Словом, положение было крайне опасным. Все, кто был на аэродроме в эту минуту, побросали свои дела и неотрывно следили за самолетом. Вот он уже в полуметре от земли и без крена выдерживал, как будто садился на три точки! Все затаили дыхание... Еще секунда, другая, и произойдет непоправимое! Неужели летчик и не подозревает, что одной ноги нет? Вот уж осталось до земли каких-нибудь двадцать сантиметров!.. И тут летчик энергично дает крен в сторону выпущенной ноги и самолет в ту же секунду касается колесом аэродрома. Он бежит по земле, и летчик искусно балансирует его на одном колесе. Если точно не сбалансируешь, то самолет накренится в сторону отсутствующей ноги, упадет на крыло, перевернется. Но, к счастью, летчик виртуозно удерживал машину, и уже на неопасной скорости самолет коснулся крылом земли и, развернувшись в обратное направление, замер.
Присутствующие при этом авиаторы шумною ватагой с разных концов аэродрома кинулись к лежащему на боку самолету. А из кабины, улыбаясь, вылез небольшого роста летчик, снял шлемофон, подставив разгоряченную голову ласковому ветру. Это был Федя Садчиков. Значит, не зря ему еще в учебной эскадрилье пришлось сажать "ил" на одно колесо! Опыт пригодился.
Наземные войска с боями продвигались на запад. Мы вскоре перелетели на новое место базирования - аэродром Кобыльники. Небольшие перелески, огромное голубое озеро в стороне. Для ориентира удобно, не потеряешься: озеро видно издалека. Очень радостно сознавать, что уже близко наша государственная граница!
Из Кобыльников немцы так драпанули, что почти все дома в поселке остались целы.
Располагаемся на жилье в деревенских домах. Кончилось наше "земляночное" существование. Светло и комаров нет! Вечером идем купаться на озеро. Давненько не приходилось окунаться в прохладную водичку. А тут песчаные пляжные берега, вода прозрачная - все дно просматривается как на ладони. Резвились мы, как малые дети. Вечер подарил нам дивную мирную сказку. Мы отдыхали душой и телом, наслаждаясь беззаботным весельем и тишиной.
Но уже на следующий день боевая работа началась с самого раннего утра. Были забыты светлые песчаные пляжи и прозрачное озеро с ласковой прохладной водой. Наступали жаркие боевые будни.
Непрерывно взлетали и садились самолеты. Над аэродромом висела пыльная пелена. Хорошо, если ветерок отгонял ее. А в безветренные, жаркие дни пыль неподвижно висела в воздухе, затрудняла дыхание, скрипела на зубах.
Враг предпринимал отчаянные попытки задержать, приостановить успешное наступление наших войск в Прибалтике, поддерживаемое мощным воздушным тараном наших "летающих танков", для чего перебрасывал с запада все новые и новые наземные и воздушные соединения. Гораздо чаще, чем в предыдущие месяцы боев, стали встречаться истребители противника. Рассчитывая с помощью "фоккеров" избавить свои наземные войска от сокрушительных ударов штурмовиков, гитлеровцы применили тактику подавляющего количественного превосходства, бросая на перехват наших небольших групп из четырех - восьми "илов" до полка истребителей. В первый момент такая тактика принесла им некоторый успех.
В один из дней в составе шестерки я вылетел на задание. Ведущим был Федор Садчиков. Нас прикрывало шесть "яков". Едва мы успели отштурмоваться и выйти из зоны зенитного огня, как я услышал в наушниках тревожное предупреждение кого-то из наших истребителей: "Внимание, "фоккеры"!" Оглядевшись, я увидел в километре справа и выше моего самолета карусель воздушного боя. С десяток "фоккеров" навалилось на шестерку "яков". Наша группа "илов" еще не успела собраться после атаки, и самолеты растянутой цепочкой шли один за другим, представляя собой прекрасную мишень для вражеских истребителей. Надо было как можно скорее всем собраться. Тогда наши стрелки могли бы организовать эффективную огневую защиту от "фоккеров", помогая друг другу огнем крупнокалиберных пулеметов отгонять заходящего, как правило, снизу сзади противника. Одному стрелку, во-первых, и не видно, есть ли сзади внизу вражеский истребитель - хвостовое оперение своего самолета мешает. А если даже он и увидит врага, то не может стрелять по своему хвосту. Вот тут и приходят на помощь соседи. Наконец, шесть самолетов могут образовать хороший оборонительный круг, отгоняя врагов мощным огнем пулеметов и пушек. И нашим истребителям оборонять единую группу гораздо, легче, чем разрозненные, отдельно летящие самолеты.
Понимая все это, я дал полный газ и форсаж, чтобы догнать впереди идущие самолеты. И почти тут же над моими плоскостями пронеслись трассы и зелеными цепочками растаяли впереди. Я инстинктивно двинул правую ногу, чтобы придать самолету скользящее движение и избежать таким образом встречи со снарядами. В наушниках творилось что-то невообразимое. Ничего членораздельного понять было нельзя. Вдруг я услышал, как сзади застрочил пулемет. Это же мой стрелок! Надо переключить СПУ на него. Под самым самолетом промелькнули силуэты двух "фоккеров". Они быстро ушли к впереди идущим самолетам. Я хотел довернуть, чтобы послать им вдогонку очередь из пушек, но в это время услыхал голос Васи:
- Пара "фоккеров" - в хвосте!
Что делать? Передние наши самолеты еще далеко. Я дал левую ногу и правый крен. Самолет со скольжением стал проваливаться вправо вниз. Трассы промелькнули слева. Теперь мне скорость была ни к чему. Я убрал газ. И переложил самолет в левое скольжение. Вася куда-то стрелял длинными очередями, что-то кричал мне. Но что? Я не мог уже разобрать. Оглянулся, пытаясь хоть что-то понять. Справа, оставляя длинные черные шлейфы, падали два самолета. Кругом сновали "фоккеры". Сколько их? Считать не было никакого смысла. Опять трассы наискось снизу под небольшим углом пронеслись под крылом нашего "ила". "Надо перейти на бреющий! - мелькнула мысль.- Тогда "фоккеры" не смогут заходить снизу!" И я, переложив самолет опять в правое, но уже крутое скольжение, стал быстро падать к земле. Видно, "фоккеры" повторяли мой маневр или доворачивали, так как трассы неслись то справа, то слева, то над кабиной. Я совсем убрал газ, чтобы на малой скорости фашистские истребители не могли идти за мной. Земля уже была почти рядом. И тут я увидел, как еще одна пара пронеслась над моей кабиной. Я дал сектор газа до упора и, выровняв самолет, чуть довернул. Поймав в прицел "фоккера", нажал на гашетки. Трассы из моих пушек и пулеметов быстро нагнали самолет врага. Но, к сожалению, миновали его. Все же "фоккеры" были вынуждены рывком уйти в сторону и вверх.
Впереди и справа несколько столбов черного дыма говорили о том, что еще какие-то самолеты сбиты. Вдруг опять я услышал Васю: "Фоккеры" заходят в хвост!" Резко дав правую ногу, я направил самолет еще ниже к земле. Трассы зеленой молнией сверкнули возле самой кабины. Самолет дернулся, и я тут же увидел две рваных пробоины на левом крыле. Но ничего страшного более не произошло. На высоте пяти - семи метров я выровнял самолет и помчался над верхушками деревьев. Длинная очередь Васиного пулемета застучала сзади. А потом я услышал восторженный крик Вениченко:
- Ура! Подбил гада! Смотри, командир, вон пошел вперед!
Я на мгновение поднял глаза и увидел, как, обгоняя нас, шли вверх два "фоккера" и за одним из них тянулся черный шлейф дыма. На бреющем полете на высоте 7 - 10 метров нельзя отвлекаться от стремительно набегающей на тебя земли, поэтому досмотреть, куда делся подбитый истребитель, не удалось. Сейчас мы летели над самой землей, а самолет сверху был выкрашен зеленой краской с комуфляжем, можно было рассчитывать, что сверху "фоккеры" его вряд ли увидят. Но на всякий случай я сказал стрелку: