Я схватил парашют и трясущимися руками стал застегивать тугие карабины. А они, как нарочно, не поддаются. Ну, думаю, пропал! Кое-как справившись с парашютом, я подошел к самолету и, козырнув, попросил разрешения садиться в кабину. Инструктор сверху посмотрел на меня, спросил:
- Ты что, Ладыгин, без шлемофона уже решил летать?
И только тут я вспомнил, что у меня на голове пилотка. Взял шлемофон у курсанта и мигом залез в кабину.
Вот она, настоящая кабина с многими десятками приборов, тумблеров, лампочек, кнопок, рычагов на настоящем живом самолете. Это тебе не в классе. Там можно сделать что-нибудь не так, и ничего не произойдет. А тут не так делать ничего нельзя. В воздухе - не на земле: там ошибки очень дорого обходятся...
Огляделся я в кабине и начал работать. Чувствую, что инструктор сзади придирчиво следит за всеми моими действиями. Я все делаю, как сказано в наставлении, а сам думаю: "Как бы чего не забыть!" Наконец, кажется, сделал все, доложил инструктору о готовности к полету. Тот командует:
- Слышу хорошо,- раздалось у меня в наушниках. - Запускай мотор!
Подготовил я мотор к запуску и хотел было открыть баллон со сжатым воздухом, да вспомнил - надо же подать команду: "От винта!" - крикнул что было мочи. Смотрю, у плоскости появился механик, осмотрелся и ответил мне спокойно: "Есть, от винта!" Тут дал я воздух и нажал на вибраторы.
Под моими пальцами затрепетал, а потом и ожил мотор, а вместе с ним и весь самолет. От консолей крыльев до хвоста по самолету пробежала дрожь, словно он рвался в полет.
Затормозив колеса и взяв руль высоты на себя, я дал полный газ. Мотор мощно взревел. Мигом оглядел все приборы. Все было в порядке, и на слух мотор работал ровно и четко. Услышал в наушниках голос инструктора:
- Выруливай на старт.
Подав сигнал, чтобы механик убрал колодки, я осмотрелся и дал газ. Самолет плавно покатился. Благополучно вырулив на взлетную полосу, развернул самолет в направлении взлета и затормозил недалеко от стартера. Тот взмахнул белым флажком, разрешая взлет. Я закрыл фонарь, и опять в наушниках раздался голос инструктора:
- Ну, теперь смотри, показываю. Держись легонько за управление и не мешай.
Я расслабил руки и ноги, не снимая их с рычагов управления самолетом. Инструктор, двинув вперед сектор газа, прожег свечи и, почти не сбавляя газа, отпустил тормоза. Самолет качнулся и, быстро набирая скорость, побежал. Вот он поднял хвост, и капот пошел по горизонту. Все быстрей и быстрей убегает земля под плоскости самолета. Ручка еле заметно подалась назад, и самолет оторвался от земли...
На душе было светло и радостно. Пусть пока что не сам веду самолет, но пройдет всего несколько дней, и я подниму его в воздух. Хотелось всем своим существом ощутить поведение машины в полете. Мы стремительно набирали высоту...
Когда самолет закончил пробег, инструктор спросил: "Понятно?" Я обернулся и кивнул головой. Он сидел строгий и спокойный.
- Показываю еще раз, следи внимательно, - сказал он. Когда мы закончили второй полет по кругу, инструктор неожиданно предложил:
- Если все понятно, давай все сделай сам, а я буду помогать.
Так мы сделали с ним семь полетов подряд.
- На сегодня хватит. Заруливай на стоянку, - сказал он и улыбнулся. - Если завтра будешь так же летать, выпущу самостоятельно.
Назавтра я официально ехал со счастливчиками, с группой летающих курсантов на полеты. Сделав со мной два полета, инструктор отдал меня на проверку командиру звена. Тот, слетав со мной, доложил комэску. Наконец командир эскадрильи, сделав со мной один полет, разрешил выпустить меня самостоятельно.
Так после одиннадцати вывозных я впервые сам поднял Ил-2 в небо. Как же был счастлив! Счастлив не только потому, что вылетел самостоятельно, а больше от того, что оправдал надежды инструктора. Ведь столько упрашивал. А теперь он радовался вместе со мной.
Еще через два дня я закончил программу полетов по кругу, мы полетели в зону. На пятый день полетов инструктор сказал: "Бери четверку и иди в зону сам. Сделаешь четыре мелких, четыре глубоких виража, четыре боевых разворота, скольжение влево, вправо. Высота пилотирования - тысяча двести. Следи за центром зоны, будет сносить - ветер сильный"...
В зоне сделал все мелкие виражи и один глубокий, левый. Все получилось нормально: и шарик в центре, и скорость в порядке. Посмотрел вниз - отнесло меня ветром от центра зоны. А день солнечный, хороший, настроение, как у счастливого влюбленного. Взяв поправочку на ветер, вернулся в зону и начал выполнять второй глубокий вираж. Дал газ и заложил самолет в вираж под углом семьдесят градусов. Капот держу по горизонту уже педалями, а ручку тяну на себя. Развернулся уже градусов на двести. И вдруг мгновенно исчез гул мотора. Ни хлопков, ни выстрелов, ни тряски. Просто вот сейчас мощно рокотал и... ничего нет. Тишина. Выяснять некогда. Одно мгновение, и самолет с такого виража сорвется в штопор. Один виток - 750 метров. На второй уже не хватит высоты. Резко даю ручку вперед и вправо, одновременно даю правую ногу. Самолет послушно выходит из виража в крутое планирование. Смотрю на приборы, контролирующие работу мотора. Все стрелки, за исключением температуры воды, на нуле! Значит, мотор полностью вышел из строя. С каждой секундой стремительно тает драгоценная высота. Что делать?
Самолет бронированный, тяжелый, планирует по очень крутой траектории. Стараюсь не суетиться. Устанавливаю наивыгоднейшую скорость планирования - 220 километров в час (вот когда пригодилась теория!), подкручиваю триммер руля высоты, снимающий нагрузку с ручки управления. Осматриваюсь: где аэродром? Чтобы попасть на него, надо развернуться еще градусов на сто. Хватит ли высоты допланировать до посадочной полосы? Если не хватит - сажусь на фюзеляж вне аэродрома. Все. Решение принято.
Самолет, быстро снижаясь, идет к аэродрому. Еще раз даю сектор наддува туда-сюда, но мотор не проявляет никаких признаков жизни. Вот уже 300... 200 метров высоты, 150... 100. Теперь ясно вижу, что высоты хватило. Надо быстро выпустить шасси и щитки. Даю рукоятки от себя. Высота - 40 метров. Чувствую два толчка - это выпустились шасси. Самолет "вспухает" - выпускаются щитки. Даю ручку от себя: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы самолет потерял скорость. Еще высоты метров двадцать. Опускаю капот вниз и вижу: на посадочной стоит самолет. Откуда он взялся? Его же не было!
Как оказалось потом, это сел Володя Сухачев с вышедшим из строя мотором, буквально за несколько секунд до меня.
На второй круг - не на чем! Чуть отворачиваю правее, и уже пора выравнивать. Высота пять метров. Даю маленький обратный крен и так выдерживаю самолет, выбирая триммер на посадку. Вот уже меньше одного метра. Убираю крен. И вот - земля! Самолет бежит по аэродрому!
Вращавшийся до сего момента, как мельница, винт остановился. Очень непривычная картина. Самолет еще вовсю мчится по аэродрому, а пропеллер замер на месте. Торможу все резче и резче. Наконец машина замерла на месте, неестественно тихая, как уснувшая птица.
Я отстегнул привязные ремни, отбросил назад фонарь и привстал в кабине. Смотрю из квадрата: от стоящего позади меня самолета бегут ко мне люди и, обгоняя всех, стоя на подножке автостартера, мчится комэск.
Я опустился обратно на сиденье. Машинально оглядел приборы. И тут вдруг меня охватило сомнение. Что я сейчас скажу командиру эскадрильи, инструктору?.. А вдруг мне все это только показалось? И мотор совсем не отказывал, а я сам сделал что-то не так? Вот сейчас начнут запускать его, и он, как ни в чем не бывало, запустится и будет нормально работать. Мне стало как-то не по себе.
Ведь там, в зоне, что-либо проверять было абсолютно некогда. Каждая секунда промедления могла отозваться бедой, поломкой машины при посадке вне аэродрома или хуже того - катастрофой...
Сапоги затопали по дюралю центроплана.
- Что случилось, Ладыгин? - встревоженно спросил командир эскадрильи, склонившись над кабиной. Рядом с ним появился инженер отряда.