Расскажу об участии Кузнецова в работе комиссии, где хорошо проявился не только его опыт летчика-испытателя, но и проявились его высокие инженерные способности.
В одном из аэропортов Украины произошли два летных происшествия. По своему характеру, месту, режиму полета, времени суток и метеорологическим условиям, при которых самолеты планировали на посадку, они были аналогичны. Даже опытные авиационные специалисты склонялись к тому, что всему причиной был не самолет, а внешние воздействия. И только глубокие инженерные знания летчика-испытателя Кузнецова помогли выяснить истинную причину. Он высказал свою гипотезу и предложил провести эксперимент на высоте 3000 метров. Когда провели эксперимент, гипотеза Кузнецова подтвердилась. "Болезнь" очень важной для нашей страны машины была установлена, и вскоре конструкторы "вылечили" ее.
Испытательский талант и героизм Заслуженного летчика-испытателя СССР, коммуниста Виктора Игнатьевича Кузнецова особенно ярко проявились при испытаниях первого нашего сверхзвукового ракетоносца. Испытания Кузнецов проводил совместно с полковником Василием Артемовичем Мезенцевым и майором Юрием Александровичем Новиковым. В совершенствование этой грозной в своем назначении, летящей быстрее звука машины Виктор Игнатьевич внес большой вклад.
Звук... Сверхзвук... Фантастично это! И первые тропинки в этом деле всегда прокладывали и всегда будут прокладывать испытатели - люди земли и неба!
...Испытания ракетоносца подходили уже к концу. Осталось проверить его только на устойчивость и управляемость на малых скоростях и на минимальной скорости с выпущенными шасси и закрылками. Предстоящий полет представлял собой определенную опасность. Полет был, образно говоря, испытанием испытателей. К нему готовились Кузнецов и Новиков.
И вот ракетоносец на старте. Все находящиеся на аэродроме с восхищением смотрят на него. Длинный нос, мощные шасси, два двигателя...
- "Кондор-один", я - "Шестисот пятьдесят третий". Разрешите взлет! спрашивает Кузнецов руководителя полетами.
- "Шестьсот пятьдесят третий", взлет вам разрешаю, - слышит он в ответ.
Кузнецов посылает рычаги управления двигателями вперед. В ту же секунду свист двигателей сменяется ревом и сильным грохотом. Сотрясая громовым гулом окрестности, ракетоносец стремительно взлетает.
- "Кондор-один", взлет произвел. Все в порядке. Иду на работу. Слышится спокойный голос Кузнецова в динамике радиостанции стартового командного пункта.
"Иду на работу". Так в войну передавали на землю некоторые наши летчики-истребители, когда шли к линии фронта прикрывать войска. Так теперь передавал летчик-испытатель Кузнецов.
Ракетоносец быстро идет вверх. Вот и нужная высота.
- Как настроение? - спрашивает Виктор Игнатьевич у Новикова.
- Отличное!
- Выпускаю шасси и закрылки. Приступаю к выполнению задания.
- Приступай, - отвечает Новиков и включает приборы, регистрирующие параметры полета.
...Скорость ракетоносца, весящего десятки тонн, уменьшается. Она уже близка к посадочной. Однако Кузнецов продолжает ее уменьшать и уменьшать.
Вот уже скорость посадочная. Ракетоносец парашютирует, но Виктор Игнатьевич подбирает на себя штурвал, чтобы уменьшить скорость еще. Ему нужно знать, как самолет будет вести себя на минимальной скорости.
Наконец, скорость стала меньше посадочной! И сразу же ракетоносец задрожал и резко вздыбился под большим углом к линии горизонта. В самом начале этого "взбрыка" Кузнецов начал двигать вперед штурвал, чтобы прекратить "вздыбление" самолета, однако ракетоносец не реагировал. Он продолжал, сильно дрожа, терять скорость.
Кузнецов отдает штурвал от себя уже полностью, но результата никакого: ракетоносец валится в правый штопор. Кузецов тут же включает форсаж, и чтобы не разрушились на огромной скорости закрылки, убирает их.
Итак, начался штопор, В истории авиации еще никто не штопорил на такой многотонной громадине и, пожалуй, никто на все сто процентов правильно не сказал бы перед полетом, как она будет штопорить и как ее выводить из штопора.
Ракетоносец энергично, с большим наклоном фюзеляжа к линии горизонта вращается вправо. Кузнецов отклоняет до отказа левую педаль, и ракетоносец прекращает вращение. Но он совершенно не слушается штурвала, сильно дрожит и вдруг круто уходит вверх.
За один виток потеря высоты была такой большой, что Кузнецов, подумав: "Будет ли еще такое выгодное положение для катапультирования?", приказывает Новикову покинуть машину.
Оставив включенными все самописцы, Новиков катапультируется.
В разгерметизированную кабину врывается морозный воздух. Кузнецов продолжает действовать, чтобы спасти машину.
Вот самолет уже в верхней точке набора высоты, он дрожит и теряет скорость. Кузнецов тут же дает левую ногу - и ракетоносец валится в левый штопор. "Полвитка, виток... - считает Виктор Игнатьевич. - Ага штопор установился..." - и он дает до отказа на вывод правую ногу.
После прекращения вращения летчик дает обороты двигателям и посылает вперед штурвал. Ракетоносец круто пикирует. "Дать набрать скорость! Дать набрать скорость!.." - стучит в голове Кузнецова, и он двумя руками держит штурвал в крайнем переднем положении.
Скорость нарастает и нарастает. Но высота стремительно уменьшается. Уже совсем недалеко до земли.
Кузнецов пробует осторожно тянуть на себя штурвал, чтобы определить, слушается ли его машина, можно ли выводить ее из пикирования, и облегченно вздыхает - ракетоносец подчиняется движению штурвала. Виктор Игнатьевич тянет его на себя сильнее и выводит самолет из штопора. Затем он смотрит на высотомер и качает головой - земля совсем близко.
Передав руководителю полетами о катапультировании Новикова, Кузнецов направляет ракетоносец к своему аэродрому. Но что это? Стекла кабины вдруг начинают покрываться влагой, которая через несколько секунд превращается в лед, скрывая от глаз Виктора Игнатьевича все, что ему нужно видеть за бортом самолета.
Кузнецов, раздирая до крови пальцы, старается соскоблить ледяную корку со стекла кабины, но у него ничего из этого не получается. Тогда он открывает маленькую форточку в левом боковом окне и, глядя в нее, а также на приборы, пилотирует машину.
Топливо уже на исходе, и Кузнецов передает на СКП:
- "Кондор-один", я - "Шестьсот пятьдесят третий". Заведите меня на посадку. Заледенели стекла, ничего не вижу...
- Спокойно, "Шестьсот пятьдесят третий". Сейчас заведем! - слышит в ответ.
Вслед за этим Кузнецову передается несколько команд. Он их выполняет.
- "Шестьсот пятьдесят третий", идете в направлении взлетно-посадочной полосы! - раздается вскоре в наушниках Кузнецова голос руководителя полетами.
- Понял вас, "Кондор-один", - отвечает Виктор Игнатьевич и выпускает закрылки.
А потом он смотрит под девяносто градусов влево, в маленькую форточку, снижается к земле, подходит к бетонированной полосе по знакомым ориентирам и с выработанным десятилетиями чутьем приземляет ракетоносец.
Да, посадка не закончилась бы нормально, не будь за плечами Виктора Игнатьевича Кузнецова огромного опыта в полетах в сложных метеоусловиях днем и ночью. Да и вообще посадки могло не быть, если бы Виктор Игнатьевич Кузнецов не совершил и в этом полете героического подвига. Подвига в мирное время. Подвига во имя безопасности нашей Родины.
* * *
Я рассказал лишь о некоторых замечательных испытателях, передавших в свое время эстафету испытаний другим - не менее пытливым и мужественным, чем они. Придет время, и эти другие также передадут эстафету испытаний молодым, влюбленным в небо авиаторам, которые добьются еще больших успехов в покорении пятого океана.
И так будет всегда, пока летают самолеты.