«Посмотрите на эти пластинки. Это особого рода матовые зеркала, меняющие свою отражательную способность и цвет в зависимости от атмосферных и местных условий. Изменение этих свойств происходит под влиянием лучей радио, управляемых пилотом. Такие пластинки покрывают всю наружную поверхность гондолы, где находятся упомянутые вами части».
«Что же касается до материала, то, в общих чертах, он состоит из растительной клетчатки, пропитанной особым лаком и глицерином. В массу ее входят расположенные перпендикулярно друг к другу прозрачные полые волосные трубочки из тянутого целлита. Само собой разумеется, что вся масса сделана несгораемой. Вес ее меньше веса дуралюминия в два раза. Она как бы пропитана воздухом, прочно и хорошо сопротивляется атмосферным деятелям».
«Подробности ремонта, спайки, ухода и некоторых деталей приготовления этого материала могут быть даны вам впоследствии».
«Мотор аэроплана, мощностью в 1.500 сил, работает смесью гремучего газа, который запасается на аэроплане, вместо бензина, в жидком виде. Вместо пропеллера, как вы видите, поставлен реакционный аппарат, идея которого давно уже предлагалась Жюль-Верном, русскими изобретателями Кибальчичем, Циалковским, французами Арну и Мело».
«Но только здесь эта идея вылилась в реально осуществимые и проверенные тщательными опытами формы. Скорость аппарата, при полной нагрузке, должна достичь до 450 кил. в час. Высота же полета или, как говорят, — потолок его — 7.000 метров, хотя эта высота нужна лишь для развития большой скорости полета».
Старый директор с увлечением и с почти юношеским пылом объяснял мне все подробности устройства аэроплана. Видно было, что им самим было вложено не мало идеи и труда в его усовершенствование.
Так как этот тип аппарата не только удовлетворял всем условиям нашего правительства, но даже во многих отношениях превышал их, то я выразил в принципе полное удовлетворение свойствам аппарата, но поставил, однако, условие — предварительное испытание его в полете.
«Это легко сделать в вашем присутствии. Мы имеем сейчас изготовленными три таких машины. Две из них будут дня через два готовы к этим испытаниям — одна, как пассажирская, другая, как военная, при чем на последней будут установлены все те орудия, которые обусловливаются вашим заказом».
Обрадованный столь удачным предложением по делу своего заказа, я распростился с директором и, посмотрев на часы, спохватился, что я опаздываю на свидание с м-ром Гаррисоном, который ожидал меня к 10 часам. Оставалось до нашего отлета всего 5 мин. Дом же Гаррисона отстоял отсюда почти на 3 километра.
Заметив на моем лице недоумение, как поступить, и узнав о причине его, директор рассмеялся и сказал:
«Вы еще не вполне освоились с нашей жизнью. Времени у вас более, чем достаточно. Вот подъемная машина. Она спустит вас прямо к станции пневматической подземной дороги. Вагоны ее идут каждую минуту, с быстротой 240 километров в час, или 4 кил. в минуту. Я знаю, что м-р Гаррисон живет также рядом с такой же станцией и, самое позднее, через 4 минуты вы будете у него».
С этими словами он вызвал служителя и — все произошло, как он сказал.
Я попал в одноместное купе подземного вагона, который быстро домчал меня до требуемой остановки, название которой было освещено за ¼ минуты до прибытия. Ходьба и подъем на лифте в квартиру заняли минуту, и без одной минуты 10 я уже входил к м-ру Гаррисону.
«Вы уже стали настоящим американцем». Такими словами приветствовал меня хозяин. «А то я уже думал, что вы опоздаете. Правда, о вас, русских, установилось мнение, что приходите за час до отхода поезда, но, все же, я не надеялся, что вы так быстро освоитесь с нашими порядками и способами сообщения. Однако, пора. Жена мне только что сказала, что ужин уже почти готов, и она нас ждет».
Мы поднялись на крышу. В одном из чердачных, если только можно так выразиться, помещений, представлявшем подобие ангара, стоял небольшой геликоплан. В нем удачно соединились особенности геликоптера и аэроплана.
Гаррисон легко выкатил его на площадку перед ангаром, поместился вместе со мною в каюте и пустил в ход мотор. Быстро завертелась вертикальная турбина, и мы медленно поднялись над домом. Достигнув высоты около 200 метров, пилот, при помощи особого рычага, выдвинул небольшие крылья, сложенные в крыше гондолы, и, затем, не прекращая работы мотора, стал наклонять вал турбины вперед, пока он не пришел в горизонтальное положение.
По мере наклона, скорость нашего полета все увеличивалась и дошла, наконец, до 200 килом. в час.
Нью-Йорк, над которым мы пронеслись, представлял феерическое зрелище. Тысячи огней освещали его улицы, как днем. Небоскребы были похожи на огненные башни. Сигнальные огни на некоторых из них, служивших аэростанциями общественного городского сообщения, посылали во все стороны белые, зеленые, красные, синие и желтые лучи. Вдали по временам вспыхивал ослепительный свет океанского аэромаяка на Лонг-Айлэнде. Под нами виднелся залив, а вдали — океан.