Он очнулся только когда преодолел последние ступени, в тусклом свете лампы он открыл входную дверь и очутился дома. Он не включал свет, он снял сандалии и подошёл к окну, которое выходило на юг, он отодвинул занавески и открыл окно. Свежий уже ночной воздух ворвался в квартиру, он глубоко вздохнул и стал задумчиво смотреть на чистый мягкий коврик справа от окна. Он вновь вздохнул и побрёл на кухню, всё это в мраке ночи, лунной и такой печальной ночи. Он достал из шкафчика миску и пакет сухого корма, насыпал и убрал пакет обратно, затем достал вторую миску и налил в неё воды. Он отнёс это всё в комнату, под окно, как делал тогда, когда его друг заболел и не мог уже сам выбегать на улицу, не мог делать больше десятка шагов. Большой швейцарский Зенненхунд старательно кушал кашу с привкусом мяса и получал немного сухого корма. Он старательно кушал горошины корма, стараясь не проронить ни крошки, потом смотрел другу в глаза и лакал холодную воду. А он смотрел на собаку и слёзы стекали по его глазам, он сидел на полу и рассказывал ему, как там, на улице, что нового, каких собак он видел, и украдкой вытирал солёные слёзы. А Большой швейцарский Зенненхунд слушал его и вздыхал, а если вдруг он прерывал свой рассказ, пёс собирал все силы и смотрел, что случилось, почему друг не продолжает рассказ. Потом он долго гладил пса, пока тот смотрел сквозь открытое окно на луну, или белые облака, когда не было видно луны, и не хотел думать о завтрашнем дне. А потом он всё так же сидя на полу, смотрел на спящего друга и подбородок его дрожал, когда он видел, что собаке снятся весёлые сны, наверное, из щенячьего детства, или то, как они все вместе играли в футбол, или прыгали через ручей, или играли в снежки…
А однажды утром Большой швейцарский Зенненхунд просто не проснулся.
Он принёс две миски и поставил рядом с ковриком, он сел рядом и стал смотреть на луну. Он смотрел на луну и видел в ней всё, чего раньше не видел. Луна стеснялась его взгляда, но понимала, что нужна ему, или это понимал он, одушевляя луну, одушевляя ту, что не покинет его раньше, чем он покинет её. Он завыл, он завыл как настоящий пёс.
Он стал медленно кушать корм и запивал его холодной водой. Он лёг на коврик и стал принюхиваться к воздуху с улицы, он прислушивался к голосам за окном, он смотрел на луну, а веки его наливались тяжестью, кружа вихри воспоминаний, сплетая быль, небылицы и явь в причудливую карусель одиночества. Через несколько минут он заснул. Он тихо поскуливал, когда ему снились сны, сны из счастливого времени, сны из счастливого щенячьего детства…