Не изменяя первоначального курса, шли дальше. По радио я сообщил свои координаты и курс, а также другие навигационные элементы, полученные из расчетов. Вызвал «Н-127». Он не ответил. Было слышно, что его упорно звали Желание, Тихая, Русская Гавань, но Водопьянов никому не отвечал. Мы были в воздухе уже 40 минут, погода стала портиться. По радио сообщили, что впереди погода хорошая. Низкая облачность жала нас к поверхности моря, внизу были ледяные поля. «Н-127» шел сзади, все время, как и мы, меняя высоту, чтобы не терять из вида лед. Регулярно, через каждые 20 минут, я сообщал по радио изменения в курсе, чтобы в случае, если «Н-127» потеряет нас в тумане, он смог итти самостоятельно, используя наши данные.
Прошло более часа. Погода сделалась явно нелетной. «Н-127» видели лишь изредка в просветах тумана. Заметили, что «Н-127» все время стремился итти правее, между тем как раньше он шел слева. Вот нас окутала белая масса тумана. Перешли на полет вслепую. Через 15 минут снова стал виден лед. Пилот знаками позвал меня и спокойно сказал: «Сафы что-то не работают, включил отопление, — повидимому, оледенение». Опять влезли в туман и еще раз увидели лед, потом минут десять шли, не видя льда. Сафы не работали, итти вслепую без них было невозможно.
Пилот попросил обратный курс. Быстро рассчитал и дал ему, но пока он должен был итти вперед, так как мне еще нужно было по радио сообщить Водопьянову о случившемся. Попытки вызвать «Н-127» оказались тщетными — он не отвечал. Тогда я связался с земными станциями и попросил их сообщить о случившемся, а также дал обратный курс со всеми поправками для Водопьянова и курс вперед, если он пожелал бы итти вперед. Ровно в 19 часов сделали разворот и пошли обратно на мыс Желания. Погода была отвратительной. Иногда шли бреющим полетом. Я свернул антенну, чтобы не оборвать о лед.
Каждые 30 минут пытался вызвать рацию «Н-127», но она попрежнему не отвечала. Где самолет? Если услыхал нас или видел разворот, то, следовательно, идет обратно, так как был такой уговор: в воздухе не бросать товарищей. Но сзади серая масса тумана и никакого намека на самолет. Мыс Желания ответил, что у них хорошая погода, но легкая поземка. Попросили приготовиться к встрече и вскоре благополучно сели на знакомом аэродроме.
От зимовщиков узнали, что «Н-127» с самого момента вылета никому не отвечал и что рация дежурит и зовет его. Быстро прикрепили самолет и побежали на рацию узнать, что слышно о «Н-127». Эфир молчал. С момента вылета прошло 4 часа, но в Тихую Водопьянов не прилетел. До поздней ночи сидели на рации, беседуя вполголоса с зимовщиками, утешая друг друга всевозможными надеждами, а в душе у каждого все больше росла тревога.
Поздно ночью разошлись спать. На улице была пурга, ветер, холод. При мысли, что наши товарищи где-то терпят бедствие, сердце наполнялось бешенством против этой неумолимой пурги. А она, точно радуясь преждевременной победе, с необычной злобой обрушивалась на наш самолет, пытаясь сорвать и его.
Легли спать. Стены дрожали от порывов ветра. Сон не шел на ум. Ночью, часа в три, кто-то тихо постучал в дверь. Вошел начальник зимовки Иван Михайлович Никитин. Забросали его вопросами. О Водопьянове попрежнему сведений не было, погода ухудшалась.
Утро не принесло перемен. Пурга усилилась — на улицу было страшно выходить, ветер сбивал с ног. Круглосуточно дежурили рации, жадно прислушиваясь, не заговорит ли «Н-127». Наш самолет был готов к вылету на помощь товарищам, но вылет был невозможен. Мысль, что пурга может продолжаться неделю, две, сводила с ума. Строили предположения, где может быть Водопьянов, сотни вариантов, но все они легко опровергались.
На вторые сутки пришла радостная весть. Уединение получило радиограмму с позывными «Н-127» такого содержания: «Отвечайте, кто меня слушает, ибо мой бр…» На этом радиограмма обрывалась, но все же самое главное из нее мы узнали — экипаж «Н-127» жив. Теперь сутки хорошей погоды, чтобы вырваться из этого мыса «не желанного ожидания», как мы в шутку его прозвали.
На третий день с Водопьяновым установилась двухсторонняя связь. Он сообщил, что сел на островах Готтерштатера, и просил нас доставить ему бензин самолетом или выслать на нартах из Тихой. Мы ответили, что с улучшением погоды вылетим в Тихую, а оттуда наладим полеты к нему. По данному им курсу и количеству израсходованного горючего решили, что он сел не на Готтерштатере, а значительно севернее, вероятно на Грэм-Белл (впоследствии это так и оказалось).