Несмотря на повторное «сэр», Джеймс Хоуден дал ясно понять, что это приказ, и, подумал он, в известной мере так это и будет воспринято в Лондоне. При дворе прекрасно понимают, что Канада является самым богатым и наиболее влиятельным членом шаткой Британской империи, и если какие-то другие обязательства могут быть отменены, то королева и ее супруг, несомненно, приедут в Канаду. Собственно, Хоуден считал, что нынешняя задержка с ответом была просто для вида, но в любом случае было предусмотрительно с его стороны использовать давление.
— Я передам ваше мнение, господин премьер-министр.
— Благодарю.
Этот разговор напомнил Хоудену, что надо думать о том, кем заменять Шелдона Гриффитса, который сидел тут уже второй срок и конец этому сроку наступит в будущем году.
Через коридор от Длинной гостиной, в столовой стояла очередь к буфету. И это было неудивительно: шеф-повар Дома Правительства Альфонс Губо заслуженно славился своим кулинарным искусством. В свое время ходили даже слухи, что супруга президента США пыталась переманить Губо из Оттавы в Вашингтон. Пока эти слухи не заглохли, все говорило о том, что может разгореться международный скандал.
Хоуден почувствовал прикосновение Маргарет к своему локтю, и они двинулись за остальными.
— Натали хвастается омаром в желе — она утверждает, что этому поверишь, только когда попробуешь.
— Ты мне скажешь, что это омар, когда я откушу его, дорогая, — сказал он и улыбнулся. Это была их давняя манера шутить.
Джеймс Хоуден мало интересовался едой, и если ему не напомнить, вообще мог пропустить очередную трапезу. Случалось, он ел, а думал о другом. И когда в прошлом Маргарет готовила специально для него разные деликатесы, он поглощал их, понятия не имея, что съел. В начале их супружеской жизни Маргарет и злилась и плакала, оттого что муж совсем не обращает внимания на ее кулинарные способности, а она любила готовить, но теперь давно уже перестала этим заниматься.
Взглянув на хорошо укомплектованный буфет, за стойкой которого внимательный официант уже держал наготове две тарелки, Хоуден заметил:
— Выглядит весьма внушительно. Что это тут у вас?
Гордясь тем, что он обслуживает премьер-министра, официант быстро перечислил названия всех блюд: малосольная белужья икра, устрицы «Мальрек», pate maison[2], заливной омар, виннипегский копченый золотой глаз, foie gras Mignotte[3], холодные жареные ребра, заливное из каплуна, жареная индейка с орехами, виргинская ветчина.
— Благодарю, — сказал Хоуден. — Положите мне немного мяса, хорошо прожаренного, и салата.
Увидев, как вытянулось лицо официанта, Маргарет прошептала:
— Джейми!
И премьер-министр поспешил добавить:
— И еще что там порекомендует моя жена.
Они только отошли от стойки, как вновь появился помощник по вопросам военно-морского флота.
— Извините, сэр. Его превосходительство шлет вам наилучшие пожелания, и мисс Фридман у телефона.
Хоуден опустил на стол тарелку с нетронутой пищей.
— Очень хорошо.
— Неужели ты должен сейчас идти, Джейми? — В тоне Маргарет звучала досада.
Он кивнул.
— Милли не стала бы звонить, если бы дело могло подождать.
— Звонок перенаправлен в библиотеку, сэр. — И, поклонившись Маргарет, помощник пошел впереди.
А через несколько минут премьер-министр сказал в трубку:
— Милли, я дал слово жене, что вы звоните по важному поводу.
Мягкое контральто его личного секретаря прозвучало в ответ:
— Я считаю, что так оно и есть.
Иногда Хоуден любил звонить по телефону только ради того, чтобы услышать голос Милли. Он спросил:
— Откуда вы звоните?
— Из конторы — я вернулась. Со мной Брайан. Потому я и звоню.
Хоуден почувствовал нелепую вспышку ревности при мысли, что Милли Фридман наедине с кем-то еще… Милли, с которой несколько лет назад у него была связь, о чем он вспомнил сегодня с чувством вины. В свое время у них был страстный всепоглощающий роман, но когда он кончился — а Хоуден с самого начала знал, что так оно и будет, — оба возобновили свою независимую жизнь, словно закрыли и заперли дверь между двумя комнатами, которые, однако, продолжали оставаться рядом. Ни он, ни она никогда больше не говорили об этом удивительном особом времени. Но порой — как в данный момент — вид Милли или звук ее голоса мог вновь взволновать его, словно к нему вернулась молодость и пылкость чувств и минувших лет как не бывало… А потом всегда нервы брали свое и появлялась нервозность человека, который в публичной жизни не мог допустить, чтобы в его броне образовалась щель.