С тех пор он причесывает Джинкс, проклиная ее вечно путающиеся волосы. А стричься она не дается, и Силко думает, что если подойдет к ней с ножницами, то Джинкс, пожалуй, воткнет их ему в горло…
Но волосы отрастают, свисают прядями ниже лопаток, и Джинкс приходится все время трясти головой, чтобы видеть хоть что-нибудь. Силко радуется, что на смену тому времени, когда она пыталась спрятаться за завесой синих локонов, приходит неудержимая деятельность: Джинкс пытается изобретать, рисовать, делать игрушки и еще черт знает что — и, конечно, ей мешают волосы.
Силко предлагает завязать их в косу, и Джинкс не сразу, но соглашается. Он старается выглядеть уверенно и спокойно, хотя никогда в жизни не плел косы; впрочем, теория звучит до того просто, что Силко кажется: человек, который сумел оплести своей сетью весь Заун, теперь простирающийся у его ног, прикованный наркотиком или долгами, сумеет как-нибудь разобраться с детской прической.
Коса получается немного кривая, но вполне приличная. И с каждым разом — все лучше.
— Есть такая сказка — про принцессу, которая жила в башне, — рассказывает как-то Силко. — Она не стриглась тоже, и у нее волосы отросли так, что косу можно было сбрасывать до самой земли из окна…
— И что случилось потом? — Джинкс с жадностью хватается за историю, блестит глазами. Сдается Силко, ей редко рассказывали сказки в детстве — как-то не до того было. Как и всем в этом проклятом городе.
— Не помню точно, что там случилось… Наверное, ее нашел какой-нибудь принц и забрал из башни. И жили они долго и счастливо.
— Ужасно, — кривится Джинкс. — Я надеялась, что она сбежала и стала самой крутой разбойницей!
Силко тихо посмеивается, а руки действуют за него, легко перебрасывают синие пряди — на две тонкие косы.
— Я слышала, что тебя называют королем Зауна. — Силко хмыкает: как его только не называют. Но Джинкс неуемно продолжает: — Получается, я — принцесса?
— Если тебе будет так угодно, — покладисто соглашается он.
Силко ни за что не признается, что это его успокаивает. Каждому человеку нужен какой-то отдых, время, чтобы отключиться от реальности и не думать ни о чем. Силко курит сигары, иногда убивает людей собственными руками и расчесывает волосы Джинкс, доросшие почти до земли.
Она больше не похожа на ту мелкую девчонку, сжимавшуюся в уголке, теперь Джинкс громкая, наглая и требовательная, безумная — и Силко ничего не может поделать. «Переходный возраст», — понимающе улыбаются многие, когда до них доходят слухи о жестоких выходках Джинкс. Опять кого-то пристрелила. Опять где-то взрыв. Ввязалась в конфликт с миротворцами…
Но Джинкс по-прежнему доверчиво замирает, когда он занимается ее волосами.
Волосы у Джинкс красивые, синие-синие, как чертово море. Не те ядовитые дрянные воды, в которых Силко тонул, а море с картинок, море из сказок. Когда неровный свет из окна проскальзывает, освещая их, Силко с сожалением думает о смоге, висящем над Зауном и не дающем пробиться яркому солнцу. Тогда волосы Джинкс блестели бы еще ярче.
Джинкс сидит на полу, а Силко в руках держит кончик ее косы. Они не говорят о том времени, когда волосы станут слишком длинными и будет тащиться за Джинкс по пыли. Стричь придется, однажды Силко решится, найдет ножницы… и, наверное, заткнет уши, потому что сложно выносить животные безумные вопли собственной дочери.
Он с сожалением отпускает косу, когда затягивает на кончике лентой, да покрепче, чтобы не растрепалась.
— А я нашла ту сказку про принцессу с косой, помнишь? — ухмыляется Джинкс. Она встает, потягиваясь, — устала сидеть, ей хочется двигаться и носиться, но она все же останавливается. Наклоняется к Силко, чтобы заглянуть в жуткий нелюдской глаз.
— И что же там было?
— Принц и правда пришел… А потом ведьма, которая держала ту принцессу в башне, явилась и вышвырнула его в окно. Он упал в кустарник и расцарапал себе все глаза, — со зловещим удовольствием добавляет Джинкс. Не любит она истории про принцев.
Она бесстрашно, без всякого отвращения касается серой кожи, а Силко почти не чувствует прикосновение — и от этого еще хуже, в сотню раз. Он мертвый наполовину, и в груди жжет яростью и болью от таких мыслей.
— А принцесса зарыдала, ее слезы попали ему на глаза, и те исцелились и снова стали видеть, — убито заканчивает Джинкс. — Не сработает, да?
— Это всего лишь сказка, — вздыхает Силко.
— Их придумали, чтобы врать, — злобно щурится Джинкс.
Если бы было лекарство, она бы его достала, Силко не сомневается. Выжгла бы золоченый Пилтовер дотла, но выцарапала бы и принесла, потому что у Джинкс каждый раз немного дергается лицо, когда он просит ее сделать инъекцию.
— Их придумали, чтобы сгладить несовершенства мира, дорогая моя, — проницательно говорит Силко. — Но я всегда предпочитал действовать сам, а не утешаться красивыми историями. Мне и так хватает радостей в жизни.
Он веско показывает ей тот старый гребень и улыбается. Пусть даже и страшно криво — Джинкс невольно ухмыляется в ответ.
========== 5; раны ==========
Комментарий к 5; раны
ох, Силко в сцене с раненой Джинкс заставляет меня любить его еще больше, хотя куда уж больше!
конца девятой серии не существует, кстати
— У нас проблемы! — рычит Севика, врываясь в его кабинет так поспешно, что дверь врезается ручкой в стену с оглушительным грохотом. Когда что-то происходит, она совсем не контролирует силу поскрипывающей механической руки, и Силко понимает: дело серьезное.
— Что случилось?..
Он готов поверить во что угодно: кто-то из химбаронов восстал, наглая тупая шавка, которая не понимает, кто теперь держит под каблуком этот город; на одной из фабрик беспорядки и восстания, потому что Силко мог бы платить им и побольше — но платит именно столько, сколько нужно… Заун похож на норовистого зверя, который стряхнет любого, кто недостаточно крепко держится за холку. Но Севика бросает сквозь зубы:
— Джинкс.
И Силко следом за ней вылетает на улицу.
Здесь шумно и пестро, теперь это самое сердце нового города. Силко сразу замечает толпу: завсегдатаи «Последней Капли», тоже потянувшиеся наружу, хмурые татуированные наемники, наркоманы с затуманенным взором, стайка мальчишек-беспризорников, охотящихся на кошельки, даже кто-то побогаче, с рабом в тяжелом ошейнике — и все они в любопытстве пялятся на что-то. Севика проталкивается, прокладывая путь Силко. Большая часть из этих людей могла бы разделать его за пару мгновений, но они покорно отступают.
Силко оказывается в центре, видит склонившегося над кем-то мужчину… Там вспыхивает синяя коса Джинкс, и Силко дергается вперед, вцепляясь в плечо ублюдку, отшвыривая его прочь с невесть откуда взявшейся силой — вправо, в стайку разукрашенных шлюх. В горле клокочет злобное рычание.
Джинкс лежит на пыльной земле, и ее неестественно вывернутая нога напоминает кусок мяса. Силко сразу замечает, как много крови, страшных бурых пятен, но хуже всего — белая кость, торчащая из вскрытого, обнаженного мяса. Силко не из брезгливых, но сейчас ему почему-то хочется отвернуться, не смотреть на раненую Джинкс. Желание слабовольное, жалкое, и Силко упрямо глядит на ее зареванное лицо.
— Что случилось? — свистящим шепотом спрашивает он.
— Я на крыше… — сквозь всхлипы доносится дрожащий голосок. — Упала… Черепица, она…
Если приглядеться, под ногами толпы можно различить рухнувшую черепицу. Крыши в Зауне старые и гнилые, как и люди, и Силко даже не удивляется. Джинкс полезла наверх, но черепица вывернулась у нее из-под ног, и девчонка полетела вниз. Все проще некуда.