Четырехдневная буря, измучившая пассажиров и матросов, давно прошла, но на французском почтовом пароходе, почему-то окрещенном русским именем «Volga», царствовало напряженное уныние. Высокий, сутуловатый капитан, в форменной фуражке с давно почерневшими галунами и в каком-то истасканном кобеняке, вроде старушечьей ватной кофты, расхаживал ожесточенными шагами по мокрой палубе
так скоро, что можно было подумать, будто его громадные сапоги с раструбами, в которых до полбедра исчезали его сухопарые ноги, происходили по прямой линии от семимильных предков, пользующихся такою громкою известностью в детских россказнях целого света. Встречаясь с тем или другим из немногочисленных своих пассажиров, он бросал на него свирепый взгляд своих маленьких серых глаз, обросших со всех сторон щетинистыми седыми махрами бровей. Впрочем, большинство из путешественников попряталось по своим каютам и койкам, настойчиво стараясь отдохнуть после только что перенесенной передряги. Но усилия их, тем не менее, не увенчались вожделенным успехом!
Задержка из-за тумана
Мы плывём в волнах Куросио, или (в переводе с японского) «Черного течения», согревающего японские берега своими теплыми водами, но, увы, негостеприимного и весьма капризного. Даже ничтожный противный боковой ветер поднимает в нем невыносимую зыбь, и почти тропическое солнце этих мест оказывается не в силах пронизать своими лучами вечно носящиеся над нами туманы и мглу. Французская «Волга», неуклюжий, непомерно широкий и глубокий пароход с престарелою машиною, еле продвигается вперед, жалобно треща и кряхтя, перекидываясь во все стороны как-то без толку, точно он совершенно деморализован только что выдержанною борьбою и утратил в ней всякое сознание собственного достоинства и выдержку. Его сильно наклоненная труба утомленно пыхтит и сопит, покрытая почти доверху, как болезненными наростами, грязноватыми кристаллами морской соли. На борту колыхается, как труп висельника, на высоком крючке остов разбитой волнами шлюпки. На календаре 30 мая. Термометр на стене кают-компании как будто застыл на черте, намеченной «temperature des verres a*soie»16, a анероидный барометр в ближайшем соседстве с ним тычет заржавевшею своею стрелкою в полинявшую надпись «Variable»17.
Все эти мелкие подробности замечаются мною с какою-то болезненною многозначительною машинальностью, а в душе такое настроение, как будто на свете вовсе не существует ни мая месяца, ни теплых дней. Как будто с незапамятного времени тянется все один и тот ホパ неприглядный Поприщинский день без числа, и конца ему в йудущсм нс предвидится вовсе. Местность кругом представляет собой подобие котла, наполненного густыми грязно-белесоватыми парами, на дне которого клокочет черная свинцовая масса. Глаз напрасно старается рц 1пичить что бы то ни было в этой мутной мгле, которая дышит на нас ри |дрпжаю1цим холодом... И негостеприимные японские берега так и in- ирос гупают, кажется, ни своим вечным волнением, ни полумраком.
Никем не порабощенная Япония
Собственно, этой их негостеприимности маленькая Япония и обязана тем, что она среди своих вечных междоусобий и смут никогда не знавала иностранных завоеваний. Многочисленная флотилия, которую хан Хубилай 18 дважды посылал для приведения в субординацию сиих кичливых островитян, которые одни на всем крайнем Востоке осмеливались не подчиняться ему, потерпела печальную участь «армады» Филиппа II в компании против Англии. И эти неудачи грознейшего из азиатских завоевателей упрочили в Китае за японцами репутацию неукротимости и непобедимости, которою они пользуются там еще и до сих пор. Правда, с того времени они нередко обновляли и поддерживали ее своими смелыми нападениями на Корею.
В XVI столетии, когда Испания и Португалия деятельно заботились об утверждении своего господства в этой части Тихого океана — так называемого «Средиземного моря будущего», — им, однако, и в голову иг приходило захватить силою Японию, как были захвачены, к примеру, более доступные Филиппинские острова. Пришлось обратиться к ловкости иезуитов, которые, однако, в этом случае вовсе не оправдали своей макиавеллической репутации, а сами попались впросак и, обратив уже половину Японии в католичество19, должны были с позором бежать из нее, закрыв и другим европейцам доступ в неё на целых почти три столетия.
18
19