– Один, Три. Три и Пять находятся в позиции Гамма, – сообщил Хилтон, в то время как его руки уверенно выщелкнули обойму из его штурмовой винтовки M-97 и прикрепили на его место круглый бокс с четырьмястами помеченными полосками учебными патронами.
Алисия подготовила второй бокс боеприпасов, но не стала прикреплять его на своё собственное оружие. Хилтон был тяжеловооруженной единицей команды, но приложение веса большого магазина, превращавшего его винтовку в подобие лёгкого пулемёта, стоило ему определённой подвижности. Приглядывать за их флангами – эта задача возлагалась на Алисию, в то время как он имел дело с направлением сосредоточенного огня туда, где в этом возникала необходимость. Она же в случае нужду могла быстро прикрепить второй бокс боеприпасов на своё собственное оружие; в противном случае он просто был готов для ускорения перезарядки Хилтона.
– Три, Первый принял, – ответил Медрано по сети. – Теперь все сидим тихо.
* * *
– Сержант, есть ли вообще какой-нибудь признак их присутствия? – Поинтересовался капитан Чайава, осматривая ущелье, за несколько прошедших часов ставшее ещё более скалистым, более грязным, более бесплодным и более промозглым.
– Ничего, Карсэйн Дава, – ответил сержант Нурсэмд Найма Лакшиндо, и Чайава не стал скрывать гримасу неудовольствия. Небрежное отношение Лакшиндо было – слишком часто, с сожалением думал Чайава – правилом, а не исключение среди бойцов ополчения Янцзы. В гражданской жизни (которая, надо указать, занимала девяносто девять процентов его времени) сержант был довольно хорошим компьютерным дизайнером. Более того, он работал в консультационной фирме Чайавы. У этой ситуации были определённые преимущества с точки зрения их служебных отношений в ополчении, но это также мешало поддерживать дистанцию и надлежащую воинскую дисциплину.
– В конце концов, если они только не решили пропустить учения, – предположил лейтенант Салака, – они должны быть прямо где-то здесь.
– Не исключено, – Чайава глубокомысленно поскрёб свой подбородок и прищурив глаза всмотрелся в ущелье. Поскольку день приближался к концу, солнце прочно обосновалось на западной стороне ущелья и следовательно он должен был смотреть на его диск искоса.
– Что ты подразумеваешь под «не исключено»? – спросил Салака. – Мы, как предполагается, преследуем стадо партизан бегущих от нас, не так ли?
– Это то, что сообщил полковник, – согласился Чайава. – С другой стороны, по легенде учений, «партизаны», которых мы преследуем, прежде чем были «обнаружены» и вынуждены отступить, готовились организовать теракт где-то в Зикатсе. И «Осы», как предполагается, трусливы, правда?
– Да? – Салака выглядел озадаченным, и Чайава фыркнул.
– Так как ты думаешь, отказались ли они от атаки на столицу?
– Но это не то, о чём мы были проинформированы, – возразил Салака.
– Ну и что? Ты знаешь, что майор Палациос неделями намекала на то, что наши сценарии учений имеют слишком малое отношение к реальности. Предположим, что она решила кое-что изменить? Эти «партизаны», которых мы, как предполагается, преследуем, могли затаиться и пропустить нас мимо себя. К настоящему моменту они могли быпреодолеть три четверти пути назад к городу, чтобы повторить свою «атаку», в то время как мы, пытаясь их обнаружить, всё ещё блуждаем по скалам в окрестностях города.
– Но это совсем не то, что предусмотрено планом учений, – снова указал Салака тоном, который колебался где-то между недоверчивым и оскорблённым предположением Чайавы.
– Нет, не то, – согласился Чайава, подавляя позорное желание указать, что это было точно то, что онтолько что сообщил. Он на мгновенье застыл, барабаня по бедру пальцами правой руки, раздумывая. Потом взмахом руки подозвал своего связиста.
В отличие от Морских пехотинцев, устаревшее, менее сложное оборудование индивидуальной коммуникации ополчения имело небольшой радиус действия и не позволяло связаться, особенно здесь, в горах, напрямую с городом, и капитан был вынужден использовать спутниковую связь Янцзы. Что вынуждало радиста таскать с собой большое, тяжёлое устройство, вроде рюкзака, и Чайава адресовал слабую улыбку симпатии потному, усталому мальчику, подавшему микрофон и установившему развёрнутую тарельчатую радиоантенну в направлении спутника.
– База, это – Скаут-Один.
Не было никакого ответа, и Чайава нахмурился.
– База, это – Скаут-Один, – он повторил после двух или трёх секунд ожидания.
Восемью повторениями позже, кто-то наконец ответил.
– Скаут-Один, База, – произнёс скучающий голос. – Что мы можем сделать для Вас, капитан?
– База, я хотел бы говорить с полковником, пожалуйста.
– Капитан, я не могу тебя с ним связать, полковник Чарва ещё не вернулся с обеда, – ответил другой, намного более свежий голос. – Здесь – майор Кушива.
Чайава закатил глаза и глубоко вдохнул, задаваясь вопросом, почему он не был более удивлен услышать, что Чарва всё ещё занят обедом.
– Майор, – сказал он, как только убедился, что смог восстановить контроль над своим голосом, – мне только что пришла в голову поганая мысль. У нас пока нулевой контакт. Никаких признаков их присутствия хоть где-нибудь. Я начинаю задаваться вопросом, не прокрались ли они мимо нас, чтобы продолжить, независимо от всего прочего, первоначально запланированную операцию в столице.
– Это – неприятная мысль, – задумчиво протянул майор.
Несмотря на то, что он был всего лишь одним из трёх майоров в полку Чарвы и самым младшим из них, все знали что именно Эндж Чимбол Кушива был тем человеком, который делал всю работу за полковника. Было прискорбно, что у высокообразованного майора – Кушива был ненасытным читателем, довольно хорошо самостоятельно освоившего специальность историка – не было полномочия полностью исключить Чарву из цепочки принятия решений в действительно критических ситуациях.
– Вы заметили хоть какие-то доказательства в пользу своего подозрения? – справился Кушива мгновением позже.
– Нет, – признал Чайаву. – Но мы также ничегоне видели, что опровергало бы эту возможность. Да и время, запланированное для учений, уже подходит к концу. Я припоминаю мимоходом оброненные слова майора Палациос о том, что слишком рабское отношение к ожиданиям может укусить вас в зад даже в учебном упражнении.
– Понятно, – Кушива замолчал на пару-другую секунд. – Тогда я надеюсь, что ты всего лишь параноик. Но, на всякий случай я объявлю Красную тревогу для наших патрулей в городе. Тем временем, заканчивайте «зачистку» как можно быстрее и возвращаться сюда.
– Понял, Скаут-Один, отбой.
Чайава возвратил микрофон связисту и посмотрел на Салаку и Лакшиндо.
– Вы слышали майора, – сказал он. – Продолжаем движение.
* * *
– Сержант, тебе не кажется, что эти парни смотрят на тебя несколько более подозрительно? – криво поинтересовалась Эвита Юханссон.
– Я считаю, что они всего лишь делают видчто проявляют подозрительность, – возразил сержант Абрахам Метемич. – Если бы я считал, что они способны нащупать свои задницы обеими руками без посторонней помощи, то я был бы слегка обеспокоен этим, – продолжил он. – Но посмотрите на них.
– Будьте снисходительны, сержант, – сказал капрал Сандовский. – Помните, мы – гости на их планете.
Сандовский, лидер Команды Альфы Третьего стрелкового отделения, был бесподобно талантлив в устной имперсонации, и он как две капли воды походил на одного из дикторов учебного головидения Корпуса или одного из видовых фильмов произведенных Имперским Астрографическим Обществом. Остальные члены его команды уничижительно рассмеялись, но ни один из них не стал спорить с оценкой Метемича.
Три ополченца, послужившие причиной замечания Юханссон, по крайней мере не отсиживались в своём приткнувшемся к обочине на перекрёстке транспортном средстве, а находились снаружи, визуально контролируя обе пересекающиеся улицы. В последний раз, когда полк полковника Чарвы выполнял то, что он сам нежно описал как «учения готовности безопасности», здесь в столице большинство команд назначенных в уличные контрольно-пропускные пункты предпочли вообще не отрывать свои задницы от удобных кресел припаркованных где придётся десантных транспортёров. Метемич подозревал, что большинство из них относилось к «учениям» прежде всего как возможности дополнительно немного побездельничать, хотя он знал, что его отвращение к высшему командному составу ополчения могло бы также окрасить неприязнью и интерпретацию действий и отношение к службе их подчинённых.