На то, чтобы перенести лодки и вещи, потребовалось несколько часов. На следующий день мы позволили себе отдохнуть и подружились с жителями деревни, которые все, от мала до велика, пришли в наш лагерь посмотреть на нас.
От деревни Нивак начинался последний этап нашего путешествия по реке, которая теперь протекала по глубокому, узкому ущелью. Тянуть лодки на бечеве стало еще труднее. Конечным пунктом, к которому мы стремились, была Игольная гора. Я с особым нетерпением ждал эту гору, так как чувствовал, что меня уже ненадолго хватит при такой тяжелой работе. Кроме того, сама игла, высеченная в горе на правом берегу реки, была для меня одним из памятников древнеегипетской культуры, и я рассчитывал обнаружить на ней какие-нибудь рисунки или надписи, подобные тем, что были сделаны на игле в Лайопетре.
Однажды утром мы неожиданно вырвались из ущелья и увидели прямо перед собой Игольную гору. Я готов был заплакать от радости.
Хотя этапы нашего пути — Аджак, неизвестный приток, водопад и деревня Нивак — уже сами по себе подтверждали правильность и строгую последовательность событий, описанных Шивнатхом, однако самым веским доказательством существования гробницы Серафиса и города Митни-Хапи была для меня игла, высеченная в горе, по словам Шивнатха Джаухри, «в форме моркови».
Проведя ночь на противоположном от Игольной горы берегу и едва дождавшись наступления следующего дня, мы с Дхандасом переправились в семь утра через реку и взобрались на гору. Увы, песчаные бури безжалостно уничтожили всякие надписи, и я мог лишь удивляться тому, как сохранилась до наших дней, спустя столько столетий, сама игла, высеченная в мягкой породе.
От горы наш путь лежал прямо на юго-запад. Из записной книжки и карты мы знали, что до пустыни нам придется добираться по гористой местности, поросшей кустарником, за которой начиналась область, обозначенная на карте словами: «Здесь, в этой стране песков, солнце пышет, как печь».
Теперь нам предстояло расстаться с рекой и начать путешествие по суше. Там, впереди, — преемник древней цивилизации город Митни-Хапи с гробницей Серафиса, в которой погребены бесценные сокровища. Но между нами и конечной целью нашего путешествия лежала страшная, пышущая жаром бескрайная пустыня, и мы не знали даже, в каком месте лучше всего начать переход через нее. При малейшей оплошности с нашей стороны она грозила похоронить нас в своих беспредельных просторах. Оружие и прочее имущество, необходимое в пути, нам предстояло нести на себе. Тщетно искали мы в записных книжках Шивнатха упоминания хотя бы об одном источнике воды в пустыне: в ней не было не только колодца или оазиса, но даже небольшого клочка земли, покрытого растительностью. И чем больше думали мы о предстоящем путешествии, тем оно казалось нам тяжелее и страшнее.
Самым твердым и стойким среди нас был капитан Дхирендра, и мы ждали его распоряжений. Первые две недели, что мы провели у Игольной горы, капитан тщательно обдумывал план перехода через пустыню.
Наши носильщики, арабы и суданцы, наотрез отказались идти дальше. Они наслушались в деревне Нивак всевозможных россказней и теперь, страшась этих мест, потребовали, чтобы мы немедленно отпустили их назад. Дхирендра заверил их, что мы пойдем через пустыню одни, и попросил, прежде чем расстаться с нами, оказать нам последнюю помощь, после чего они могут взять лодку и с чистой совестью отправляться в обратный путь.
Следующие два дня капитан охотился в соседних горах, богатых дичью, и приносил каждый вечер по нескольку тушек карликовых антилоп. Сняв с них шкуры, он сушил их и шил из них небольшие кожаные мешки-бурдюки. Я очень удивился, увидев, как Дхирендра ловко орудует иглой.
Мы наполнили водой из реки шесть бурдюков, и Дхирендра, Дхандас и четыре суданца, взяв их с собой, пошли по направлению к пустыне.
Они не возвращались три дня, и мы с Чаном все это время просидели в лагере. Я вел дневник и продолжал изучать иглу. Я увидел на ней много важных деталей, которые сразу же занес в путевые записки. Чан же только и делал, что спал, лежа на берегу реки, широко раскинув ноги и сложив на животе руки, как будто считал, что мы находимся в полной безопасности, в отношении чего я придерживался иного мнения.
На четвертый день ушедшая в пустыню группа вернулась назад. Капитан Дхирендра остался очень доволен результатом этого похода. Дойдя до пустыни, они зарыли у подножия последней горы один из мешков с водой и, выпив воду из второго мешка, провели здесь первую ночь. На следующее утро, едва лишь забрезжил рассвет, они двинулись в глубь пустыни с оставшимися четырьмя бурдюками воды. Дхирендра не выпускал из рук компаса, чтобы не сбиться с пути. В полдень они положили на землю третий бурдюк и насыпали над ним холм из песка, чтобы впоследствии можно было без особого труда найти это место. Пройдя отсюда довольно значительное расстояние, они поздно ночью зарыли в песок еще один бурдюк воды и, выпив воду из пятого, двинулись в обратный путь, неся с собой последний, шестой бурдюк, которого хватило ненадолго. Изнемогая от жажды, они наконец добрались до нашей стоянки и, опустившись на землю, с жадностью стали пить воду прямо из реки.
Второй поход капитана Дхирендры оказался еще тяжелее первого. На этот раз их не было четыре дня. Выйдя из лагеря рано утром и двигаясь значительно быстрее, чем в прошлый раз, они к вечеру того же дня достигли горы, у подножия которой был зарыт первый бурдюк с водой. Не задерживаясь ни на минуту и не тратя времени на отдых, отряд Дхирендры прошел мимо и в восемь утра дошел до места, где был зарыт другой бурдюк с водой. Таким образом, несмотря на страшный зной, они шли беспрерывно в течение двадцати шести часов, не взяв в рот ни капли воды, и только здесь. наконец развязали один из бурдюков и, выпив всю воду, в изнеможении упали вниз лицом на горячий песок, не обращая внимания на палящие лучи солнца.
Дхирендра и Дхандас стали черными от загара. Им, как и суданцам, принявшим участие в этом походе, тяжело приходилось в такую жару.
Вечером они двинулись дальше, но, сбившись с пути, дошли до места, где был зарыт третий бурдюк, лишь спустя много времени после восхода солнца.
Их мучила жажда, и они, не выдержав, выпили воду из двух бурдюков. Когда снова надо было выступать в путь, суданцы отказались идти дальше, и тогда капитан Дхирендра, взяв с собой бурдюк воды, пошел один. Глубокой ночью он зарыл его в песок и к восьми часам утра вернулся к остальной группе. Теперь предстоял обратный путь. Чтобы не терять понапрасну время, они сразу же, не дожидаясь вечера, когда жара несколько спадает, пошли назад по своим следам. На дорогу у них оставалось только два бурдюка воды. Один они выпили в пустыне, в том месте, где лежал второй бурдюк с водой, а другой — у подножия горы, откуда они начали свой поход по пустыне. По возвращении в лагерь они представляли собой страшное зрелище: почерневшие лица, распухшие губы, запавшие глаза — ну прямо выходцы с того света!
На следующий день носильщики потребовали у капитана Дхирендры расчет. Мы заплатили за все сполна и, освободив одну лодку, отдали ее им, и наши верные помощники, радостные и счастливые, отправились домой. Быстрое течение подхватило лодку и понесло ее к далеким отсюда, но близким их сердцу берегам Нила.
Глава Х. В СТРАНЕ ПЕСКОВ
Я с ужасом думал о нашем положении. Мы находились в Центральной Африке, в тысячах километров от цивилизованного мира, и, если бы с нами что-нибудь случилось, никто не пришел бы к нам на помощь — в случае надобности мы бы даже не смогли дать знать о себе. Как часто по ночам, подолгу не засыпая в этом безлюдном месте, думал я о том, что ожидает нас впереди, хотя знал, что ни Дхандас, ни Дхирендра с Чаном ни на мгновение не позволяют себе предаваться мрачным мыслям.